Стихотворения

Клюев Николай Алексеевич

<1907>

ОСИНУШКА

Ах, кому судьбинушка Ворожит беду: Горькая осинушка Ронит лист-руду. Полымем разубрана, Вся красным-красна, Может быть, подрублена Топором она. Может, червоточина Гложет сердце ей, Черная проточина Въелась меж корней. Облака по просини Крутятся в кольцо, От судины-осени Вянет деревцо. Ой, заря-осинушка, Златоцветный лёт, У тебя детинушка Разума займет! Чтобы сны стожарные В явь оборотить, Думы — листья зарные По ветру пустить.

<1908, 1912>

* Горние звезды как росы.*

Горние звезды как росы. Кто

там в небесном лугу Точит лазурные косы, Гнет за дугою дугу? Месяц, как лилия, нежен, Тонок, как профиль лица. Мир неоглядно безбрежен. Высь глубока без конца. Слава нетленному чуду, Перлам, украсившим свод, Скоро к голодному люду Пламенный вестник придет. К зрячим нещадно суровый, Милостив к падшим в ночи, Горе кующим оковы, Взявшим от царства ключи. Будьте ж душой непреклонны Все, кому свет не погас, Ткут золотые хитоны Звездные руки для вас.

1908

* Любви начало было летом, *

Любви начало было летом, Конец — осенним сентябрем. Ты подошла ко мне с приветом В наряде девичьи простом. Вручила красное яичко Как символ крови и любви: Не торопись на север, птичка, Весну на юге обожди! Синеют дымно перелески, Настороженны и немы, За узорочьем занавески Не видно тающей зимы. Но сердце чует: есть туманы, Движенье смутное лесов, Неотвратимые обманы Лилово-сизых вечеров. О, не лети в туманы пташкой! Года уйдут в седую мглу — Ты будешь нищею монашкой Стоять на паперти в углу. И, может быть, пройду я мимо, Такой же нищий и худой… О, дай мне крылья херувима Лететь незримо за тобой! Не обойти тебя приветом, И не раскаяться потом… Любви начало было летом, Конец — осенним сентябрем.

<1908>

* Ты всё келейнее и строже, *

Ты всё келейнее и строже, Непостижимее на взгляд… О, кто же, милостивый боже, В твоей печали виноват? И косы пепельные глаже, Чем раньше, стягиваешь ты, Глухая мать сидит за пряжей — На поминальные холсты. Она нездешнее постигла, Как ты, молитвенно строга… Блуждают солнечные иглы По колесу от очага. Зимы предчувствием объяты Рыдают сосны на бору; Опять глухие казематы Тебе приснятся ввечеру. Лишь станут сумерки синее, Туман окутает реку, — Отец, с веревкою на шее, Придет и сядет к камельку. Жених с простреленною грудью, Сестра, погибшая в бою, — Все по вечернему безлюдью Сойдутся в хижину твою. А Смерть останется за дверью, Как ночь, загадочно темна. И до рассвета суеверью Ты будешь слепо предана. И не поверишь яви зрячей, Когда торжественно в ночи Тебе — за боль, за подвиг плача — Вручатся вечности ключи.

<1908, 1911>

* Вы, белила-румяна мои, *

Вы, белила-румяна мои, Дорогие, новокупленные, На меду-вине развоженные, На бело лицо положенные, Разгоритесь зарецветом на щеках, Алым маком на девических устах, Чтоб пригоже меня, краше не было, Супротивницам-подруженькам назло. Уж я выйду на широкую гульбу — Про свою людям поведаю судьбу: "Вы не зарьтесь на жар-полымя румян, Не глядите на парчовый сарафан. Скоро девушку в полон заполонит Во пустыне тихозвонный, белый скит". Скатной ягоде не скрыться при пути — От любови девке сердце не спасти.

<1909>

* Изба — святилище земли,*

Изба — святилище земли, С запечной тайною и раем, — По духу росной конопли Мы сокровенное узнАем. На грядке веников ряды — Душа берез зеленоустых… От звезд до луковой гряды Всё в вещем шепоте и хрустах. Земля, как старище-рыбак, Сплетает облачные сети, Чтоб уловить загробный мрак Глухонемых тысячелетий. Провижу я: как в верше сом, Заплещет мгла в мужицкой длани, — Золотобревный Отчий дом Засолнцевеет на поляне. Пшеничный колос-исполин Двор осенит целящей тенью… Не ты ль, мой брат, жених и сын, Укажешь путь к преображенью? В твоих глазах дымок от хат, Глубинный сон речного ила, Рязанский, маковый закат — Твои певучие чернила. Изба — питательница слов Тебя

взрастила не напрасно: Для русских сел и городов Ты станешь Радуницей красной. Так не забудь запечный рай, Где хорошо любить и плакать! Тебе на путь, на вечный май, Сплетаю стих — матерый лапоть. [3]

3

(из цикла Поэту Сергею Есенину. 1916–1917)

АЛЕКСАНДРУ БЛОКУ

1 Верить ли песням твоим — Птицам морского рассвета, — Будто туманом глухим Водная зыбь не одета? Вышли из хижины мы, Смотрим в морозные дали: Духи метели и тьмы Взморье снегами сковали. Тщетно тоскующий взгляд Скал испытует граниты, — В них лишь родимый фрегат Грудью зияет разбитой. Долго ль обветренный флаг Будет трепаться так жалко?.. Есть у нас зимний очаг, Матери мерная прялка. В снежности синих ночей Будем под прялки жужжанье Слушать пролет журавлей, Моря глухое дыханье. Радость незримо придет, И над вечерними нами Тонкой рукою зажжет Зорь незакатное пламя. 2 Я болен сладостным недугом — Осенней, рдяною тоской. Нерасторжимым полукругом Сомкнулось небо надо мной. Она везде, неуловима, Трепещет, дышит и живет: В рыбачьей песне, в свитках дыма, В жужжанье ос и блеске вод. В шуршанье трав — ее походка, В нагорном эхо — всплески рук, И казематная решетка — Лишь символ смерти и разлук. Ее ли косы смоляные, Как ветер смех, мгновенный взгляд… О, кто Ты: Женщина? Россия? В годину черную собрат! Поведай: тайное сомненье Какою казнью искупить, Чтоб на единое мгновенье Твой лик прекрасный уловить?

1910

* В морозной мгле, как око сычье, *

В морозной мгле, как око сычье, Луна-дозорщица глядит; Какое светлое величье В природе мертвенной сквозит. Как будто в поле, мглой объятом, Для правых подвигов и сил, Под сребротканым, снежным платом, Прекрасный витязь опочил. О, кто ты, родина? Старуха? Иль властноокая жена? Для песнотворческого духа Ты полнозвучна и ясна. Твои черты январь-волшебник Туманит вьюгой снеговой, И схимник-бор читает требник, Как над умершею тобой. Но ты вовек неуязвима, Для смерти яростных зубов, Как мать, как женщина, любима Семьей отверженных сынов. На их любовь в плену угрюмом, На воли пламенный недуг, Ты отвечаешь бора шумом, Мерцаньем звезд да свистом вьюг. О, изреки: какие боли, Ярмо какое изнести, Чтоб в тайниках твоих раздолий Открылись торные пути? Чтоб, неизбывная доселе, Родная сгинула тоска, И легкозвоннее метели, Слетала песня с языка?

<1911>

* Я был прекрасен и крылат *

Я был прекрасен и крылат В богоотеческом жилище, И райских кринов аромат Мне был усладою и пищей. Блаженной родины лишен И человеком ставший ныне, Люблю я сосен перезвон Молитвословящий пустыне. Лишь одного недостает Душе в подветренной юдоли, — Чтоб нив просторы, лоно вод Не оглашались стоном боли, Чтоб не стремил на брата брат Враждою вспыхнувшие взгляды, И ширь полей, как вертоград, Цвела для мира и отрады. И чтоб похитить человек Венец Создателя не тщился, За то, отверженный навек, Я песнокрылия лишился.

<1911>

* Есть на свете край обширный, *

Есть на свете край обширный, Где растут сосна да ель, Неисследный и пустынный, — Русской скорби колыбель. В этом крае тьмы и горя Есть забытая тюрьма, Как скала на глади моря, Неподвижна и нема. За оградою высокой Из гранитных серых плит, Пташкой пленной, одинокой В башне девушка сидит. Злой кручиною объята, Все томится, воли ждет, От рассвета до заката, День за днем, за годом год. Но крепки дверей запоры, Недоступно-страшен свод, Сказки дикого простора В каземат не донесет. Только ветер перепевный Шепчет ей издалека: "Не томись, моя царевна, Радость светлая близка. За чертой зари туманной, В ослепительной броне, Мчится витязь долгожданный На вспененном скакуне".