Стихотворения

Тряпкин Николай Иванович

1993

"Исходился, избегался царский стрелок "

Вадиму Кожинову

Исходился, избегался царский стрелок Да по дебрям лесным. Ничего не добыл он на царский пирог Самострелом своим. Ни единой косули не прыгнет вокруг, И дроздов не слыхать. И не к чести уже свой испытанный лук Наготове держать. Закручинился парень, уселся на пне. (А уж ночка-то — вот!) И послышалось вдруг: где-то там, в вышине, Голубица поет. И вскочил молодец, и наставил трубу Сквозь лесные суки. И узрел голубицу на Звездном дубу Да у Млечной реки. И ударила стрелка под то ли крыло, И промчалась насквозь… И великое пламя над миром прошло, А верней, — пронеслось. Издымились деревья, пропала трава, И не стало воды. Только месяц вверху зарыдал, как сова, От великой беды… И

теперь, говорят, — ничего там вокруг: Ни видать, ни слыхать. Только эту вот притчу про сказочный лук Мы решили сказать. Грядущие сородичи мои Да озарятся светом разуменья И поведут все корешки свои От дальней даты моего рожденья. И скажут так: "Вот наши древеса Они всегда раскидисты и юны. У нас в роду не Божьи чудеса, А золотые дедовские струны." Ворожу свою жизнь — ухожу к тем начальным пределам, Где я рос — прорастал, распускался цветком-чистотелом. Заклинаю строку, а в душе уголек раздуваю, И на струны свои эти пальцы свои возлагаю: Старина ль ты моя! Прилетевшие первые утки! Сторона ль ты моя! Луговые снега-первопутки! Ворожба ль ты моя! Этих строк переборные струны! Городьба ль ты моя! Из души исходящие руны! Уплываю туда, ухожу к тем далеким началам, Где так все хорошо и с таким все бывает навалом! Где любые сороки поют, как заморские пташки, Где любая труха превращается в запах ромашки. Заклинаю строку. И в душе уголек раздуваю. И на струны свои эти пальцы свои возлагаю: Старина ль ты моя! Прилетевшие первые утки! Сторона ль ты моя! Луговые снега первопутки!

ЧЕРНАЯ БАЛЛАДА

(по мотивам старинных песен)

— Ой ты, Ваня, Ваня. Ваня, мой Иван! Что же ты наделал?! Мать родную утопил, В черну прорубь опустил. Что же ты наделал?! Руки вскинула голубонька, Закусила больно губоньку, На порог упала. То ли ворон за трубой, то ли сыч Закричали: — Магарыч! — Магарыч! Что-то взвыло, что-то ухнуло в трубе, Крысы, мыши побежали по избе: Ой, карга старуха, Ни дупло, ни брюхо! Полно с печки смотреть Да вздыхать. Полно Ваньку опивать, Объедать. Будет Ваня сам большой, Будет Ваня пировать, Будет женку одевать, Заживет, куда там! — Ой ты, Ваня, Ваня, Ваня, мой Иван, Что же ты наделал?! Черный ветер шасть на лавку в избе, Разрыдался по чьей-то судьбе. То ли сыч, то ли вран, Прямо в избу Иван, Прямо в женку, прямо черный наган: — Только пикни! Изба содрогнулась, а двери — молчок, Лишь темную пряжку прядет паучок. За печью, в подполье, во тьме сундуков Сидит он, проклятый, уж сотни веков… — Ой ты, Ваня, Ваня, Ваня, мой Ива-а-ан! Ой! — Выстрел! Изба простонала. А двери — молчок. … О страшная память! О злой паучок! О древняя песня из тьмы избяной! Когда это было? Под крышей какой? Ты помнишь? Ты слышишь? Стой! ……………. — Мамка! Мамуся! Что же ты, мамка, Лежишь на полу-то? С полу-то люто, Мороз. — Мамка! Мамуся! А мы ведь на лыжах С Тузиком рыжим Ходили за волком. — Мамка! Мамуся! Темно без огню-то, Скребут по углам… Хлебушка, мам… — Глянь-ка, маманька: А что же папанька — Смирный такой и На брусе висит? — Ма-а-ама!!! ………….. …Ты помнишь? Ты слышишь?.. Стой!

1957

"Серебристая дорога, серебристая."

Серебристая дорога, серебристая. Лес да горы, снег да лунный порошок. Вечер брызгами охотничьего выстрела В небе скважины горящие прожег. И над пропастью, тенями перекрытою, Задремали придорожные столбы. И мерещится за каждою ракитою Теплый запах от невидимой избы. Может, скрытый кедрачами и березами, Где-то рядом здесь прислушался марал, Как трубит ему оленьими совхозами Затуманенный лесистый перевал. А дорога вверх под сумеречным пологом Продолжает свой медлительный подъем, Хорошо бы там с кочующим геологом Развести костер на облаке ночном. Лес да горы, снег да пропасти отвесные. Не боюсь тропой рискованной пройти. Вот ступлю на ту хребтину поднебесную — И пойду уже по Млечному Пути.

1952

"И вновь кладбище. Сосны и трава "

И вновь кладбище. Сосны и трава. Ограды. Плиты. И цветы кипрея. И жалкие надгробные слова, Что не прочтешь без страха, не краснея. И только слышишь — скрипнул коростель. Да чуешь гул со сводов мирозданья… И вот — стучит бессменная капель: Ни имени. Ни отчества. Ни званья.

1962

"Мы

еще не трезвы от испуга "

В. Кожинову

Мы еще не трезвы от испуга И не можем спать. И угрюмо смотрим друг на друга: Что же нам сказать? У могил святых, могил напрасных Что нам говорить? Что в стране, под знаменем прекрасным, Было трудно жить? Только вспомним ружья конвоиров Да в испуге мать… Эти годы ждут своих шекспиров, — Где нам совладать? Мы еще не так-то много знаем — Только счет до ста. Мы еще почти не открываем Робкие уста. Ну, а если все-таки откроем И начнем рассказ, — Никакою славою не смоем Этих пятен с нас!

(1962)

"Какие ветры прошумели!"

Какие ветры прошумели! Какая ночь тогда была!.. В какой же давней колыбели Деревня отчая спала! Ни проводов, ни чутких раций. Спала и видела во сне Флажки окрестных «капераций» И что там есть, в какой цене. А ночь свистела и кричала, А что — попробуй дай ответ. Спала деревня и не знала, Что' суждено ей в смене лет. И что нам завтра на рассвете Вострубят трубы лебедей? Мы спали праведно, как дети, В качалке матери своей. И кот урчал в хозяйский ворот И не поведал никому, Что жизнь идет в крутую гору, Зарывшись в пасмурном дыму. И сколько всякой перемены Земле придется испытать! И не сумеют эти стены Пред бурей века устоять! И только волны ржей колхозных Заговорят со всех сторон. И я замру здесь перед грозной Неумолимостью времен. И обойду кипрей высокий И встану тихо у пруда, Где в самой девственной осоке Не пошелохнется вода…

(1963)

"А сколько их было за наших столом! "

А сколько их было за наших столом! А сколько добра красовалось на нем! А сколько высоких речей раздалось! А сколько веселых ковшей испилось! И во они нынче — грозою гроза, И нашею солью — да нам же в глаза. И мы повторяем забытый урок: И жито забыто, и пиво не впрок.

1968

"Кабы мне цветок да с того лужка, "

1. Кабы мне цветок да с того лужка, Кабы мне флажок да с того стружка. Кабы мне всегда да не скучно жить, Кабы мне теперь да с тобой дружить. Удалился б я да в густой лесок Да срубил бы там смоляной скиток. Золотой скиток из кругла бревна, — Прорубил бы в нем только три окна: Пусть одно окно — да на белый свет, А другое пусть — да на маков цвет. А третьё окно — да по стенке той, Да по стенке той, что на терем твой. Стал бы я всю жизнь только там сидеть И всю жизнь оттоль на тебя глядеть, Стал бы я в лужках да цветочки рвать Да венки тебе завивать-сплетать. Стало б мне тогда да не скучно жить, Стал бы я тогда целый мир любить, Да с тобой ходить на мирской покос, Да шмелей сдувать с твоих русых кос. 2. Эту песенку Повторял мой дед. Только был мой дед Да на столб воздет. Эта песенка Досталась отцу. Только сабля — хлесть По его лицу! Эта песенка Сполюбилась нам, Да промчались мы По своим костям. Эту песенку Услыхал мой сын. Да заплакал он От моих седин. Эту песенку Да воспримет внук И споет ее У речных излук! Пусть она сполна Ему вспомнится, И заветный сон Да исполнится.

(1970)

"Черная заполярная,"

Черная заполярная, Где-то в ночной дали, Светится Русь радарная Над головой Земли. Над глухотой арктической И над гульбой стиляг Крутится тот космический, Тот заводной ветряк. Невидаль ты ушастая! Гаечный нетопырь! Громко тебя приятствую Или твержу Псалтырь. Пусть ты не сила крестная И не исчадье зла. Целая поднебесная В лапы тебе легла. Русь ты моя глобальная! Знаю твою беду: Скрипкою величальною Дьявола не отведу. Бредится иль не бредится, Только у той скирды Чую Большой Медведицы Огненные следы… Сторож Млечного пояса! Свято твое копье. Стонет радарным полюсом Бедное сердце мое. Пусть я не тварь господняя, Но и не червь земли. Небо и преисподняя В песни мои легли.