Стирающие грани
Шрифт:
Выражение, мелькнувшее в его усталых глазах, осталось для меня загадкой.
– Я ошибался, - слабо улыбнулся он. – Иногда можно – когда ничего другого не остается.
– Вы знакомы? – удивленно заморгал глазами Симон.
– И ближе, чем может показаться, - ответил за нас обоих Руфус.
– Но только разговоров сейчас я просто не вынесу – слишком много сил я бросил на тот разгром в тюрьме, чтобы вытащить оттуда одного слишком беспечного орка, который – хоть и помнит, что ничего не надо принимать на веру, однако спешит поверить любому, кто назовется его другом… Надеюсь, тебе на настолько натерпится
– Я вообще не хочу об этом говорить… сейчас, - буркнул я. – И спрашивать одного… хм… человека, где он взял это тело – или оно просто на улице валялось, - ответил я колкостью на колкость, хотя сам вовсе не чувствовал обиды.
– Ты почти угадал, - еще раз зевнул Руфус. – А еще – ты прав – не стоит спрашивать…
Руфус молча столкнул на дорогу пустые бочки и с удовольствием нырнул в сено.
– А теперь ваша очередь меня охранять, - заявил он. – И везти.
– А куда мы едем? – еще успел спросить я.
– В Семиглавец, конечно. У нас обоих там остались незаконченные дела.
* * *
– Говори, быстро, чего тебе нужно? – сказала Линсей вместо приветствия, едва зашед в каморку, где мне пришлось ее дожидаться битый час.
– Линсей, выслушай…
Начать разговор оказалось тяжелее, чем я ожидал.
Она нетерпеливо ждала, нервно вертя в руке алую шелковую кисть – одну из тех, которыми был увешан ее пояс. Золотистые волосы, завитые в локоны, ниспадали на ее хрупкие плечи, обтянутые легкой мерцающей тканью платья, источающей нежный, едва уловимый цветочный аромат.
Во взгляде синих глаз, устремленном на меня, читалось нетерпение.
– Линсей… Я сделал все, что мог. Но мне не удалось найти ее.
– Кого найти? О чем ты говоришь?
От удивления ее глаза, очерченные блестящей полосой, стали еще больше.
– Ая… Женщина по имени Ая, вероотступница, которую ищут люди барона. Та самая, из-за которой ты попала сюда. Когда я пришел сюда в первый раз, барон заключил со мной сделку, что отпустит тебя взамен на настоящую Аю, если я найду ее.
У Линсей, кажется, пропал дар речи.
– Я согласился, чтоб освободить тебя. Я напал на ее след и долго шел по нему, но… Я не нашел ее. Как не найдет и никто другой, потому что ищет призрака. Ая умерла, точнее… Она погибла. Вместе со своим другом-колдуном. Их убили.
Горький клубок вдруг подло подкатился к горлу. И снова мелькнуло перед глазами белым пятном тонкое женское лицо, и соломенная прядь, упавшая на лоб…
– Но зачем ты все это мне рассказываешь? – голос Линсей дрожал от напряжения.
– Потому что теперь я не смогу выкупить тебя у барона… Но я не отступлюсь, Линсей, мы придумаем что-нибудь другое! Я уже начал готовить твой побег. Потерпи еще немного, и я…
– По.. побег…
Линсей вдруг рухнула на колени, как подрезанное дерево, прямо на осыпанный опилками пол грязной комнатки, и…. расхохоталась, а потом вдруг зарыдала, закрыв лицо руками.
– Упрямое чудовище! Почему, почему ты не можешь просто оставить меня в покое? Ну что я тебе такого сделала? Зачем ты появился снова, чтобы ломать мою жизнь? Зачем?!
Она уже безудержно плакала, а я стоял над ней, словно камнем пришибленный, и пытался вникнуть в смысл
– Линсей, о чем ты говоришь?
– Ну зачем, зачем ты появился? Почему мрак не сожрал тебя по дороге? Почему ты рушишь мою жизнь?
– Жизнь? Линсей – ты – рабыня! Ты называешь это жизнью? – едва смог вымолвить я.
Линсей вдруг сорвалась с места и выпрямилась во весь рост.
– Посмотри, посмотри на меня внимательно!
Она уже не говорила, а кричала. Ее красивое лицо пылало, а заплаканные глаза метали молнии.
Я уже не понимал ровным счетом ничего.
– Посмотри же! Ты помнишь, какой я была в деревне? И какая я теперь!
– Теперь ты рабыня. А там ты была свободной…
– Свободной!
Линсей вдруг снова расхохоталась во весь голос, уже, видимо, не опасаясь, что ее кто-нибудь услышит.
– Свободной! Да только такое тупое чучело, как ты, может так думать! Свободной! От чего свободной? От чего, скажи мне?!
Хрупкая Линсей вдруг превратилась в ошалевшую кошку. Кажется, вот-вот – и она бросится, чтобы выцарапать мне глаза.
– Ну подумай этой своей коровьей башкой, хоть раз в жизни подумай! Кем я была там у себя в деревне? Еще одной землеройкой, которая обязана в течение трех лет от совершеннолетия выйти замуж, иначе ее отдадут насильно любому, на которого падет жребий. И я буду обязана жить с ним, угождать ему, рожать детей и быть привязанной к нему до конца своей жизни! Думаешь, я хочу туда вернуться? Да само небо дало мне шанс вырваться из того болота, а ты хочешь вернуть меня туда обратно? Не получиться! Я натравлю на тебя всех собак барона, я сама убью тебя, но обратно туда не вернусь ни за что!
– Но сейчас… Разве ты счастлива? Неужели тебе может быть хорошо… в рабстве?
– Рабство, не рабство… Да что ты знаешь об этом? Что ты вообще знаешь о женщинах? И большинство мужчин – такие же, как ты – тупые и ограниченные, к какой бы расе оны не принадлежали! Вы думаете, что все в праве решать сами, не спрашивая женщин, чего на самом деле хотят они!
– Будь ты проклят, дубина…
Она вдруг опять зарыдала, перешед от обвинений к слезам.
– Но я… Я просто хотел тебе помочь.
– Если ты и вправду хочешь мне, помочь, тогда просто убирайся! Убирайся прочь из моей жизни! Оставь меня в покое!
– Ты хочешь остаться рабыней?
– Я хочу спать в чистой постели, я хочу одеваться в красивые платья, и просыпаясь утром, не думать, что я буду есть завтра! Я хочу жить в довольстве, как ты этого не понимаешь?
– А как же…
– Свобода? Ты хочешь спросить об этом? А что для меня свобода? Буду ли я свободной там, в своей деревне, где все за меня будет решать поселковый голова, жрецы и мой муж, такое же ничтожество, как и остальные? Ответ – нет! А тут я получила все то, о чем даже не могла мечтать девчонка в той жизни, которую ты почему-то считаешь свободной! У меня есть все, чего я хотела. А угождать за это барону… Он чист и умен, и у него не воняет изо рта луком, как у мужланов из моей деревни. Я благодарна ему; и это не самое худшее, что могло со мной случиться. А когда я рожу ему сына, он станет еще более добрым ко мне… Чего мне еще нужно, Шрам? Я не хочу ничего менять. Оставь меня в покое, уйди – это лучшее, что ты можешь сделать, если и вправду желаешь мне добра. Уходи!