Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
– Моя королева, я не тот брат.
– Не тот? Так скажи, прошу, где Крил? Он так жаждал моих глубин, а во мне их просто не было! Его любовь была драгоценной мантией, наброшенной на мелководье моей личности, но как ужасно он заблуждался, как осквернял свою веру!
Нарад обернулся и в первый раз увидел ясно юную женщину в подвенечном уборе, не королеву, не великую жрицу, желанную многим, но мало чем благословленную. Лицо сбросило маску горя, маску шока, последнюю маску улетающей жизни. Глаза ее смотрели из места, ведомого лишь мертвецам, но чувство потери и смущения
– Я был любовником мужчин. Но в последние дни... я никому не рассказал о терзавших меня видениях. Как я ступал из одного времени в другое, и единственным постоянством была линия берега - о, и кровь.
– Значит, - промолвила она, - оба мы потеряны?
– Да. Пока не окончится пьеса. Лишь тогда наш дух обретет покой.
– Сколь долго?
– воскликнула она.
– Сколь долго должны мы ждать конца страданий?
Нарад взвесил в руке меч.
– Видишь - буря возвращается. Не очень долго, склонен я считать. Совсем недолго, моя королева.
– Еще не закончив речь, он уже знал: это ложь. Но придется держаться фальшивой уверенности - ради нее.
Она спросила: - Нарад, кто убил Драконуса? Кто сковал его в мече, в собственном творении? Я не понимаю.
Он помедлил и не обернулся.
– Да. Именно. Это странно, - признал он.
– Кто убил Драконуса? Тот же, кто его освободил. Лорд Аномандер, Первенец Тьмы.
– Еще один, - зашипела она, - которого не готов был рисовать брат. Скажи, принц, откуда ты всё знаешь?
Силуэты скучивались за пеленой, яростной стеной.
– Ответ есть, но лишенный смысла.
– Он колебался. Оглянулся на нее.
– Говоришь, корону кто-то носит?
Она кивнул, выцветая и пропадая.
– Кто? Когда я ее повстречаю?
Она исчезла.
Он встал лицом к морю, взгляд скользнул по остову убитой им драконицы. "Леталь Менас. Чувствую твою кровь в теле, жар всего, что ты знала и ощущала. Однако в сравнении с чувством вины ты - просто шепоток. И все же... откуда ты узнала то, что знала?
На вашем языке, Элайнта, менас - имя для Тени. Имя, которое ты так старалась дать узкому пляжу, Эмурланну. Твой голос доносится из наполовину зримого, из места ни здесь ни там, и в сумерках - словно наспех начертанных взмахом сухой рваной кисти - я вижу трон..."
Еще взмах ресниц - и перед ним лес, угрюмый даже в зимней белизне и черноте. Восток окрасился белесой зарей. Он дрожал, суставы окоченели, он не чувствовал ног в набитых соломой сапогах. Послышались шаги; он обернулся и увидел Глифа.
– Йедан Нарад, ты задержался в Дозоре. Видения обессилили тебя. Идем, костер разожжен.
Он смотрел на отрицателя.
– Вас использовали.
Глиф неловко пожал плечами.
– Мы сделали мщение богом.
– Простой ответ, но сомнительный.
– Так кто, Йедан Нарад?
– Кто-то, ищущий убежища. Против того, что будет. И он потратит наши жизни, Глиф, чтобы защитить свою тайну.
Впервые Глиф показался ему неуверенным. Взгляд
– Ты обещал нас лорду Аномандеру.
– Нет. Он тоже неведающий игрок.
Вздох Глифа поплыл в морозном воздухе. Вдох и выдох.
– Я лучше буду верен богу мщения.
Нарад кивнул.
– Легко кормить, но невозможно ублажить. Вижу поклонников без числа, веру слишком упрямую, чтобы умереть, слишком глупую для мудрости. Но если я - верховный жрец, берегись! Моя жажда мести не ищет чужих лиц. Только мое.
– Ибо остальные мертвы.
– Остальные будут мертвы. Да.
– Йедан Нарад, в то день я найду тебя.
– И сделаешь что должно?
– Да.
– Отлично, - бросил Нарад.
– Рад слышать.
– Позавтракаешь с нами, Йедан Нарад?
Поглядев на костер за спиной Глифа, он заметил, что даже завернутая в шкуру Лаханис ищет местечко потеплее.
– Да, - сказал он.
– Спасибо.
Сержант Тряпичка преодолела половину пути к монастырю Яннис, когда конь поскользнулся на льду, скрытом под тонкой пленой снега, и упал, хрустя костями и визжа от боли. Пытаясь соскользнуть с седла, Тряпичка неловко плюхнулась среди усеивавших склон валунов, сломав плечо и ключицу.
Травма, казалось, позволила холоду заползти в тело; она сидела на склоне, тяжело дыша от боли и следя, как животное бьется на скользкой тропе. Снег запятнали грязь, конский кал и капли крови. Ноздри скакуна раздувались, глаза выпучились. Она могла бы вонзить ему клинок в горло, подавляя печаль мыслями о милосердии. Но даже пошевелиться оказалось трудно.
"Полпути. Кто так жестоко со мной поигрался?" Ни шанса вовремя добраться до трясов, ни шанса предупредить о близком нападении. У нее нет даже уверенности, что возможно вернуться в Манелет.
Дорога вела ее вдоль низких холмов на восток. Сейчас она сидела спиной к зубчатой возвышенности, ровная долина казалась чуть белее неба. Близилась новая буря.
Хрип коня разбудил ее от дремы - она чуть не заснула, не упала в нечто бесформенное и странно теплое. Тряпичка поморгала, рассматривая животное. Оно уже не сражалось за жизнь, а лежало, тяжело дыша, к пару выдохов примешивалась алая пена. "Легкое. Пробито легкое".
Вытащив меч, она поползла к тракту. Используя оружие как опору, втыкая в плотный лед, сумела встать.
– Наслаждаешься его страданиями?
Тряпичка развернулась, поднимая меч, но снова задохнулась от боли.
Стоявшая пред ней женщина была белокожей и златовласой. Худой, почти тощей, словно тело навек застыло во времени быстрого девического роста. Одетая в платье из льна и сапоги, похоже, связанные из травы, она стояла, не замечая холода.
Чужачка была безоружной, так что сержант обернулась в сторону коня. Приготовила меч, глядя на бьющуюся яремную жилу. Но рука коснулась здорового плеча, женский голос донесся на теплом, ласкающем щеку дыхании: - Это был просто вопрос. Теперь я вижу: ты готова была избавить его от мучений.