Стивен Эриксон Падение Света

Киницик Карбарн

"Мальчик внутри. Девочка внутри, ее смех и ее лето".

Лаханис думала, что девочка мертва, она бесчисленные разы бросала ее в мусорную корзину и оставляла позади. "Девочка заполняет женщину, в которую выросла.

Я видела, как убивают мать, тетушек, братьев и кузин. Там, в конце лета. Но смешливая девочка носит нынче ножи, жилы ее напряжены, она снова бежит по иному лесу, горелому и безлистному".

– Вряд ли я дал

ему утешение, - сказал Нарад.

"Ты вполне можешь ошибаться".

Наконец он обернулся к ней лицом - и заметил ножи в руках. Брови взлетели, он поднял глаза и мягко улыбнулся: - Я как раз хотел тебе кое-что рассказать.

– Давай, говори.

– Легион не станет прощать сделанное нами. Они придут за нами и будет битва.

– Лишь одна?

– Если нам не повезет.

– А если нам... ну, повезет?

– Да, в том все дело, наверное. При удаче мы посадим одно кровавое дерево и увидим с него целый лес.

Образ этот ей понравился.
– Новый дом Отрицателей.

– Неужели? Ты была бы рада жить в таком?

Она пожала плечами, скрывая вспышку неудовольствия. Что за убогая перспектива!
– Столько битв, чтобы закончить войну. Не так ли бывает, Йедан Нарад?

Он отвел глаза.
– Я надеюсь снова повстречать Орфанталя и предложить извинения.

– Он даже не вспомнит обиды.

– Нет?

– Нет. Если он что-то помнит, Йедан Нарад, то кулаки и сапоги ветерана и как ты упал без сознания. Это он помнит.

– Ах, так... какое невезение...

– Пес дрожит от резких слов, но убегает от пинка. Лишь одно из двух может сделать пса злобным.

– Он ударил меня, не мальчишку, - зарычал Нарад, словно была разница.

Она повернулась и спрятала оружие, сделала шаг и замерла, оглянувшись.
– Не смотри на меня больше.

– Лаханис?

– Тебе меня не спасти. Нечего спасать. Нечего благословлять.

Он молчал, когда она уходила.

Вернувшись к остывшим мехам, она свернулась и постаралась побороть судороги холода.

Священникам не место на войне... но она начала понимать, почему они присутствуют в любом военном лагере. "Благословлять надо не в день битвы, но в беспокойную ночь после битвы".

Свадебный наряд сгнил, но запах насилия оставался свежим; он овеял Нарада, едва явилась она.

Она встала рядом, почти касаясь рукой.
– Кто-то сегодня носит корону.

– Какую корону?

– А другой должен отвернуться и пропасть. Нужно разбавить королевскую кровь, принц.

Он потряс головой. Смутные заявления были сами по себе тревожны, но настойчивое повторение незаслуженных и нежеланных титулов приводило его в ярость. Нарад смотрел уже не на лес.

Между двух морганий мир успел преобразиться. Перед ним на мерцающих волнах серебристого моря качался остов дракона - то приближался к берегу, то снова сдавался на волю суетливых волн. След крови и мяса пьяной линией тянулся от чешуйчатого тела на пляж, туда, где стоял Нарад, и оканчивался восклицательным знаком меча. Сам он тяжело дышал, маслянистый пот застывал на красно-полосатой коже.

– Ее звали Леталь Менас.

– Кого?

– Драконицу, мой принц. Она была объята горем и гневом. Тропа привела ее сюда, в наши владения. Или скорее, сквозь них. Когда Тиамата в последний раз сливалась, когда начался пожар и все, что они мнили своим, стало единым, Сюзерен забрал жизнь мужа Летали. Гибель Габальта Галанаса, принц, предшествовала всему.

Он ощутил, как задвигалась челюсть, сжимая зубы. Вернулась привычная боль в шее.
– Всему? Ничто ничему не предшествовало, королева. Брешь. Случайность. Возможность...

Смех был мягким, но коротким.
– Йедан. У тебя дар к краткости, линиям прямым и четким, как та, что делит море и берег. Габальт Галанас был носителем нужной крови. Нужной целям Сюзерена. Тьма царила безраздельно, пока не потекла кровь. Сородичи должны были знать: никогда не доверяйте Азатенаям.

– Я ощутил возвращение убийцы...

– Не ты, принц.

– Не я?

– И все же твой дух задрожал от его возвращения, после того как сестра встала на колени, говоря твоему трупу слова, кои он не мог слышать.

– Но не я.

– Не ты. Еще нет.

Он провел грязной рукой по глазам, стараясь отмести представшую сцену.
– Горе и гнев, говоришь? Кажется, я обречен вставать на пути подобных чувств.

– Даже у Тиаматы была слабость. Полчище можно разорвать, убив всего одного. Но как угадать, которого? Каждое слияние изменяет порок. Спроси себя: как Драконус угадал его?

Он фыркнул: - Это просто. Тьма безраздельна. Он знал своих. Не разбей смерть Галанаса слияние, он погиб бы под яростью Тиаматы, и ничего не случилось бы.

Она вздохнула.
– Можно ли винить Драконуса?

Пожав плечами, оправившийся от страдания Нарад стряхнул драконью кровь с клинка.

– Осторожнее, - предостерегла она.
– Как бы частица крови не нашла путь в тебя. Не хочу увидеть в тебе чужую ярость, чужое горе и не твои воспоминания.

– Не бойся, - пробормотал он.
– Во мне не осталось места.

Белесая рука легла на плечо, тембр голоса изменился.
– Брат мой, столь много я должна сказать тебе. Ах, если бы могла. Поклонение меня сердит. Понимаю очень хорошо, хотя и снисходительно, это странное извращение: пленить меня на холсте. Но не надо услаждать тщеславие...