Сто лет безналом

Держ Nik

После телефонного разговора с Ватиканом отца Бенедикта посетило нехорошее предчувствие. На словах Папа обещал содействие, но настоятелю показалось, что он не очень-то верит во всю эту историю. Так же понтифик пообещал срочно собрать Синод Епископов, на котором выберется тактика борьбы с проснувшимся Злом. В тактику борьбы, выработанную Синодом Епископов, отец-настоятель верил еще меньше, чем обещаниям Папы срочно помочь. Уж слишком много скептиков крутилось нынче у подножия Священного Престола. В прошлый раз Синод Епископов тоже долго буксовал, никто не хотел принимать на себя тяжесть решения. И если бы не решительность покойного Папы Кия VI, то еще не известно, на какие жертвы пришлось бы пойти в последствии. Миссия была возложена на отца Бенедикта, под началом которого в

Римини прибыло двенадцать самых известных мракоборцев, вооруженных древними чудодейственными святынями католического мира. Полегли все. Не спасла положение даже помощь, вовремя поспевшая из маленького монастыря «Сан-Марино». Из монастырской братии в живых остался только отец Клементий. После всего случившегося отец Бенедикт осел в «Сан-Марино» с единственной целью — возродить монастырь. Это ему удалось. И вот опять… Нет, ждать помощи от Ватикана бессмысленно! Любое промедление смерти подобно! Нужно действовать немедля! Нужно упокоить восставших раз и навсегда! Отец Бенедикт тяжело вздохнул и подергал витой шнур, висевший у изголовья его ложа. Через секунду в келью старого монаха вошел Софроний.

— Собери братьев в храме, — устало сказал настоятель мальчишке.

Софроний поклонился и молча вышел из кельи.

— Прости, Господи! — монах воздел руки к небу. — Но я не могу иначе!

Когда настоятель вошел в трапезную, монахи уже собрались. Старик прошелся проницательным взглядом по суровым лицам собратьев по вере. Некоторые из клириков перебирали четки, некоторые беззвучно шевелили губами, творя молитвы пресвятой Деве Марии. Они были озабочены, но страха в их лицах настоятель не увидел. Это вселяло надежду на успех, пускай слабую, но все-таки надежду. Отец Бенедикт знал, что ни один из них не предаст и не убежит от опасности в самый ответственный момент. Настоятель верил в них так же, как и они верили в него.

— Братья, — без предисловий обратился к монахам отец Бенедикт, — мы должны встать на защиту Римини! Сегодня! Сейчас! Поверьте мне, я чувствую это!

— А как же Папа? — спросил один из монахов. — Он дал свое благословение?

— Нет! — жестко ответил старик. — Без решения Священного Синода Епископов Папа не даст своего благословения!

— Значит, мы идем против его воли? — уточнил тот же монах.

— Нет, он не может запретить нам того, что и так является нашей прямой обязанностью! — повысил голос настоятель. — Защита людей от исконного Врага — не это ли смысл нашей жизни? Я никого не принуждаю, — настоятель, не глядя, опустился на свое место, — пусть тот, кто считает, что нужно дождаться решения Синода Епископов и благословения Папы, остается. Но Враг не будет ждать! Мы должны торопиться! Тех, кто отправиться со мной, я жду в исповедальне. Перед схваткой с нечистым нужно облегчить душу!

— Может быть, попросить помощи у городских священников? — подал мысль Софроний. — В Римини несколько церквей! А священных реликвий…

— Тридцать лет назад, — помрачнев лицом, сказал настоятель, — ни один городской церковник не пришел нам на помощь! Мы умирали, но не сдавались! А их, трусливо спасающих свои шкуры, даже не осудили, не лишили сана! Их действия были признаны целесообразными! Они, якобы, ничем не могли нам помочь! А что до реликвий, — отец Бенедикт поморщился, — они бесполезный мусор! Только незыблемая вера — вот щит и меч против исчадий ада! Не дайте закрасться вам в душу ни капли сомнения, и вы победите! Враг позорно будет бежать от вас! Дело Господа восторжествует!

— Я готов к исповеди! — с юношеской горячностью воскликнул Софроний. — Вера моя — крепче гранита!

Старый монах с грустью посмотрел на мальчишку:

— Мне жаль, что я не могу запретить тебе этого! Я лишь прошу: останься! У тебя еще вся жизнь впереди!

— Я готов умереть за веру! — мотнул головой отрок. — У Иисуса тоже был выбор, но он предпочел мученическую смерть! Я постараюсь не опозорить его имени!

— Господь да упасет тебя, и воздаст тебе по делам твоим! — старый монах трясущейся рукой благословил мальчишку.

Через полчаса монастырь опустел, а в сторону Римини на полной скорости, какую только можно было выдавить из

старого грузовичка, мчалась монастырская братия в полном составе. Настоятель не зря верил в них. В тесной кабине грузовика подкидывало поменьше, чем в кузове, но за полчаса такой езды отца Бенедикта растрясло. Рядом с настоятелем сидел бледный Софроний. Паренька лихорадило, но он упорно боролся с приступами страха.

— Святой отец, почему в мире находиться место для Зла? — вдруг спросил он настоятеля. — Разве Господь не мог сотворить мир, где Зла нет? Неужели Зло было в его замыслах при творении мира?

— Я расскажу тебе одну притчу, — сказал отец Бенедикт. — Случилось это давно в одном маленьком монастыре…

* * *

Жалкий огонёк догорающей лучины моргнул пару раз на прощанье и окончательно угас. Душный сырой мрак заполнил маленькую убогую келью. На голом каменном ложе, не покрытом даже горсткой соломы, лежал человек. Его сухощавое тело уже давно свыклось с холодным, твердым камнем. Гораздо труднее было привыкнуть к скудной пище. Но и с этой бедой он, в конце концов, справился. Плоть — податливый материал для сильных духом. Только с одной проблемой он так и не смог совладать, с единственным вопросом, мучающим его все эти годы, ответа на который он так и не нашел. За время, проведенное в обители, ни постом, ни молитвой, ни даже умерщвлением плоти ему не удалось избавиться он него. Не помогло изучение Библии. Откровения пророков ничего не дали. В трактатах древних авторов, за чтением которых он коротал бессонные ночи, ответа также не было. Этот вопрос терзал его воспаленное сознание сильнее, чем вериги измученную плоть. На боль он давно перестал обращать внимание, а мысли… Вот и сейчас, не взирая на темноту, он лежал с открытыми глазами. Сон бежал от него, как делал это каждую ночь на протяжении последних лет. Лишь перед рассветом ему, наверное, удастся забыться в коротком сне. А сейчас снова терпеть эту пытку… Монах резко поднялся, усевшись на своём жестком ложе. Затем встал и принялся ходить из угла в угол, словно загнанный в клетку дикий зверь. Темнота не мешала ему — свою келью он знал лучше своих пяти пальцев.

— Оставаться в обители бессмысленно! — с тоской думал он. — Нужно искать ответ в другом месте, — он и не заметил, как сказал это вслух. Затворник ухватился за ручку низкой дубовой дверцы, закрывающей вход в тесную келью. — Пора выйти в мир! Дверь скрипнула и распахнулась. Постояв немного в нерешительности, человек переступил порог.

Отец-настоятель маленькой, забытой богом и людьми обители в эту ночь тоже не спал. Он был стар, и бессонница была для него обычным делом. Старый монах никогда не сетовал на неё, наоборот, тихими спокойными ночами было легко размышлять: о бесконечной мудрости творца, о его вечности, о бренности человеческой жизни. Такими ночами священнику казалось, что сам Всевышний незримо присутствует в его келье в качестве молчаливого собеседника. Погрузившись в свои думы, настоятель не заметил, как дверь тихо открылась, и в келью вошёл монах.

— Я ухожу! — хриплым голосом произнёс вошедший.

От неожиданности настоятель вздрогнул:

— Кто здесь? А, это ты, Пётр! — с облегчением выдохнул старик.

— Я ухожу! — снова повторил Пётр.

— Значит, ты так и не сумел, — с горечью в голосе произнёс патриарх.

Монах опустился перед стариком на колени:

— Наставник…прости! Я честно пытался, но…

— Но у тебя ничего не вышло, — продолжил за него настоятель. — Я знаю. Я предполагал, что будет именно так. Вспомни тот день, когда ты первый раз переступил порог этой обители.

Понуро опустив голову, монах тихо произнёс:

— Я помню, святой отец, так ясно, как будто это было вчера.

— Что мучило тебя тогда?

— Тот же вопрос, что мучает меня и по сей день: зачем возник этот мир? Зачем? Зачем? — он обхватил руками голову. — Господи, — взмолился Пётр, — зачем ты так терзаешь меня?

— Успокойся, сын мой, — ласково сказал настоятель, подойдя к стоящему на коленях монаху. — Поднимись. Помнишь ли ты, что я сказал тебе в тот день?

— Помню, — поднимаясь с колен, произнёс Петр.