Сто лет криминалистики

Торвальд Юрген

Беру от неожиданности не мог произнести ни слова.

«Успокойтесь, доктор, — продолжал Готра с наигранной благожелательностью, за которой притаились когти льва, — в таком большом институте, как ваш, подобное может произойти. Вы ежедневно получаете много сосудов с объектами для исследований. Сосуды ставят на полки и, конечно, могут перепутать. Стоит только хоть раз одному из ассистентов допустить ошибку. Если, — и голос Готра вдруг стал резким, — в списках из Лудёна упомянута, например, как объект исследования только ткань мышц мадам Гуэн, а не внутренности, в то время как ваш отчет содержит результат исследования внутренностей мадам Гуэн, то, следовательно, речь идет о частях какого-то другого трупа».

Беру еще больше растерялся, он снял

очки и вытер глаза своим желтым шарфом. Но Готра не намерен был давать ему возможность прийти в себя. «В вашем отчете, — сказал он еще громче и угрожающе, — имеются данные о количестве мышьяка в волосах Туссена Ривэ. Однако Туссен Ривэ был лысым. Это мне кажется еще одной мистерией. Здесь, видимо, присовокупили к нашему делу голову незнакомого нам мертвеца из вашего института. И, наконец, в отчете есть протокол об исследовании глаза вдовы Луизы Леконт. В списках, составленных при эксгумации трупа этой дамы, нигде не упоминается о глазе. Да и вряд ли может идти о нем речь. Вдова пролежала в могиле одиннадцать лет, еще надо найти такой человеческий глаз, который бы мог сохраняться столь длительное время…»

Атака Готра была не так уж значительна, как может показаться на первый взгляд. Ему бросились в глаза некоторые неточности списков, которые, однако, на фоне сотен отдельных объектов исследования не могли играть большой роли для общего вывода. Но он так выдвинул их на первый план, что в зале суда они создали впечатление, будто вся работа Беру проходила в условиях беспорядка и дезорганизации, будто под видом трупов из Лудёна исследованию подвергались посторонние трупы, содержащие яд. Готра понимал, что он не должен дать своему сбитому с толку противнику возможности рассеять это впечатление. И он продолжал наступать. Учитывая все изображенные обстоятельства, он позволит себе вопрос: имеет ли обнаруженный мышьяк вообще какое-либо отношение к трупам? Не происходит ли он из стеклянных сосудов, предоставленных Беру для транспортировки объектов исследования? «Другими словами, я спрашиваю, были ли сосуды чистыми, не было ли в них мышьяка!»

Беру уже взял себя в руки и, искренне возмущаясь, протестовал против подобных подозрений.

«Итак, — спросил Готра, — сосуды каждый раз перед отправкой в Лудён подвергались чистке и стерилизации?..» «Само собой разумеется!» — воскликнул Беру. «Ага, — сказал Готра, — ну, тогда я должен вам сказать, что я располагаю другой информацией…»

Готра в качестве свидетеля пригласил кладбищенского сторожа Морина. Морин заявил, что многие сосуды прибывали из Марселя запачканными и не очищались также в Лудёне. Можно было только удивляться, почему Готра предпочел Морина более подходящему свидетелю врачу Сета, которого он только что назвал примером точности и аккуратности. Не менее удивительным было и то, что Беру со своей стороны не потребовал допросить Сета и, как выразился один журналист, «позволил загнать себя в угол». Беспокойство в зале росло. Сверкали вспышки фотоаппаратов. Беру совершенно растерялся.

Готра лучше всех в зале знал, по какому тонкому льду он идет. Он понимал также, что должен наступать, иначе все провалится, и, взяв копии писем, раздал их присутствующим.

Здесь, заявил он, у него несколько интересных писем доктора Беру к следователю Рожэ. Легким движением руки Готра вынул письмо, как будто это был лишь один пример из многих. Затем потребовал, чтобы Беру ответил ему, писал ли он следующую фразу Рожэ, и прочитал: «Если Вас не удовлетворит мои отчет об анализах, то прошу сообщить мне об этом, чтобы я мог внести необходимые изменения…»

Было ясно, что он ставил теперь под удар не аккуратность Беру, а его порядочность. Он обвинял Беру в том, что тот шел на поводу желаний следователя. Глубокое возмущение помогло Беру в один момент преодолеть смущение. Дрожащим от волнения голосом он спросил, как подобная переписка могла попасть в руки защиты и воскликнул: «Я не фальсифицирую свои отчеты!» Он имел в виду только стилистические изменения, и ничего больше, стилистические

изменения, которые сделали бы для суда более понятным сложный материал. Но расчетливо посеянное Готра подозрение, что Беру действовал по указке следователя, нельзя было рассеять никакими объяснениями, как бы искренни они ни были. Готра настаивал: «Мне достаточно одной фразы… и я думаю, всем другим тоже». И тут же им был нанесен следующий удар. Он спросил, признает ли Беру, что написал следователю такую фразу, в которой утверждал, что благодаря своему многолетнему опыту в состоянии на глаз отличить образовавшиеся в аппарате Марша бляшки, содержащие мышьяк, от бляшек, содержащих другой яд, антимон. Да или нет?

Беру подтвердил и попытался объяснить это утверждение. Но Готра прервал его: «Беру и сейчас в этом уверен?»

Не понятно, что толкнуло Беру на подобные заявления. В годы учебы Беру некоторые опытные токсикологи действительно умели на глаз отличать мышьяк от антимона и при случае забавлялись тем, что демонстрировали перед студентами свое искусство. Но никогда никто из них не делал заключения, от которого зависела жизнь человека, на основании подобного определения на глазок. Без сомнения, Беру тоже этого не делал. А его фраза в письме была не чем иным, как выражением человеческой слабости, желанием подчеркнуть свою опытность перед следователем, который по возрасту мог бы быть его учеником.

Беру подтвердил, что написал эту фразу. Он хотел уже объяснить смысл своих слов, но, как фокусник, Готра держал уже в руках шесть запечатанных стеклянных пробирок и предложил Беру определить, в которых из них мышьяк, а в которых антимон.

Скорее всего, этот придуманный Готра спектакль провалился бы, не будь Беру таким провинциалом. Другой на его месте отклонил бы это предложение и объяснил бы процитированную фразу, но для этого на месте Беру должен был быть другой человек, способный парировать Готра. Беру же был медленно реагирующим человеком, честь и гордость которого задеты. И он попал в ловко расставленные Готра сети. Возможно, в другое время, спокойно сосредоточившись, он действительно на глаз смог бы отличить мышьяк от антимона, но сейчас, в момент большого волнения, на глазах у всего зала?..

С выступившими на лбу каплями пота напряженно рассматривал Беру пробирки. Затем три из них он возвратил Готра, заявив, что в них мышьяк, в остальных — антимон.

Глаза Готра засияли от радости. «Доктор Беру, — прогремел его голос на весь зал, — я хочу сказать вам кое-что по секрету. Ни в одной из этих пробирок нет мышьяка. Во всех только антимон». Широко разведя руки в стороны, он обратился к судьям и присяжным: «Вот вам доказательство, что доктор Беру специалист, анализам которого можно доверять!»

Какое-то мгновение царила тишина. Затем раздался смех. Доктор Беру медленно сел на стул. Президент суда безуспешно призывал к спокойствию. Заседание пришлось прервать. Покидая зал суда, Беру упал от волнения и так поранился, что на следующих заседаниях его замещал один из его ассистентов, доктор Медай.

Несомненно, сам Готра лучше всех понимал, что его спектакль меньше всего касался существа вопроса о действительном наличии или отсутствии мышьяка в анализах Беру. Несомненно, он понимал, что отдельные ошибки в регистрации также мало изменяли положение вещей, как и показания, что несколько сосудов из сотен оказались нестерилизованными. Победа Готра была победой интеллекта парижанина. Несколько растерявшийся суд предложил назначить новых экспертов. Готра не возражал. Он лучше суда в Пуатье знал, что повторная эксгумация трупов, большинство из которых много лет пролежало под землей, только при очень благоприятных условиях предоставит материал для исследования, на котором можно произвести безошибочные анализы. Неудачу первых анализов или дисквалификацию их, как это сделал Готра, очень редко в истории судебной токсикологии удавалось поправить. Готра надеялся, что в новых анализах он также обнаружит слабые места и ошибки, которые позволят ему подорвать их авторитет.