Сто тысяч заповедей хаоса
Шрифт:
– Я не знаю, что мне делать! – всхлипывала Юлька. – Я не знаю теперь, как мне жить. Все рухнуло! Все рухнуло! Все, что выстроено, – ничего нет.
– Значит, так было выстроено, – вздохнул Луиджи. – В этой жизни все строится на песке. С двух сторон надо защищать. Один не убережет. Нужны двое. И чтобы каждый отвечал за свою сторону. Один отходит – рушится все.
– Точно! – сказала Юлька, подняв глаза на старшего друга.
Они уже давно были друзьями, не стесняясь выбалтывали свои тайны, смеялись над прошлыми ошибками и глупостями.
– Знаешь, дорогая, я дам тебе совет. Давай-ка
Юлька послушно вытерла слезы. Она обожала суп из белых грибов. И сидеть с Луиджи за бокалом вина, болтая о том о сем, ей очень нравилось. И букет цветов на столе, и новая картина над камином – смотри-ка, Луиджи где-то нашел такую дивную красоту!
Ничего. Она отойдет. Ей не хочется видеть в зеркале свое серо-деревянное подобие.
– Как тебе суп? – спросил Луиджи.
– Мммм! Ты же знаешь! Мой самый-самый-самый любимый! Как ты угадал?
– А вчера ты угадала со своими баклажанами.
Луиджи старательно произнес по-русски слово «баклажан». Оно ему очень нравилось. А Юльке нравилось – обержин. И готовила она обержин по маминому рецепту: с приправами, чесноком, сыром. Раз-раз кругляшками и в духовку. Кому же не понравится?
Их медленная трапеза подходила к концу. Луиджи вынес великолепные сыры. От сорбе Юлька отказалась: все-таки ее еще чуть познабливало. Но совсем чуточку.
– Давай рассуждать, – предложил Луиджи, поднимая бокал терпкого старого вина темного, почти чернильного цвета, один дух которого уже кружил голову. – Твое здоровье, дорогая!
– И твое, Луиджи! Спасибо тебе! Ты – мой спаситель.
– А ты – мой, – засмеялся он. – Но – слушай. Я давно хотел тебе сказать, но понимал, что это абсурд. Однако, видишь, распорядительница-судьба. Я убежден: нам не надо разводиться. Пусть все остается, как было все эти годы. Мы хорошо сотрудничаем, правда. Ты – близкий и понятный мне человек. Такое взаимопонимание было у меня прежде только раз, с моим любимым другом, ты о нем знаешь. И потом – больше никогда. Вот только с тобой. Мы были – и пока есть – семья. Ты знаешь, я с женщинами никогда не спал. Но семья – это совсем другое. Мне было очень грустно при мысли, что все это закончится.
– Мне тоже не хотелось с тобой расставаться, – сказала Юлька. – Я не желала этого, хотя понимала, что это глупые и детские мысли.
– Это наш дом, твой и мой. Я завещаю все тебе. Я не беден, как могло тебе показаться. Я – экономен. Когда ты один, в голову всегда лезут мысли об экономии, знаешь ли. Живи тут, хозяйничай, занимайся фестивалем. И – радуйся жизни – другой не будет. Не надо ее тратить на страдания из-за плохих людей.
– Спасибо тебе, дорогой друг! Я согласна. И без всякого завещания. Ты живи долго-долго. Мы не пропадем. Только одно… Одно меня терзает: ребенок. Я буду очень несчастна, если проживу жизнь, так и не родив.
– Но
– Да? – спросила Юлька.
– Конечно. Есть же много способов решить эту проблему. За тобой только выбор того, что именно тебя устроит.
– Неужели так просто? – не поверила Юлька.
– Если очень хочется, надо решать вопрос: ты сама мне столько раз это говорила. Я запомнил.
– Неужели так просто? – повторяла Юлька, улыбаясь.
Она теперь вполне могла улыбаться. Вполне.
Майя
1. Решение
Мы добирались до дома молча. Я все думала, стоит ли говорить Юльке. Придет время – узнает сама. А чем дольше человек проживет в счастливом неведении, тем лучше для него. Неделя, месяц счастливой жизни и радужных планов – это серьезная ценность. Потом-то наступит мрак.
А с другой стороны – слишком много неясного. Что, если он задумал кошмар какой-нибудь, чтобы устранить Юльку? А я, вместе того чтобы предупредить лучшую подругу, трусливо молчу. Подло получается. Все-таки знание – сила. Хотя иногда это знание фигачит по мозгу с такой силой, что слабеешь не по-детски.
Что делать? Что делать?
Иван сказал, что обедать будем у него: он вчера полный холодильник еды из города привез. Кто бы отказался?
Я снова порадовалась уюту его дома. Поначалу я так наслаждалась пустотой и чистотой Юлькиного деревянного дворца, но только теперь поняла, как соскучилась по настоящему обжитому жилищу.
– Хорошо у тебя! – вздохнула я, усаживаясь в удобное мягкое кресло.
– Это уже практически не у меня, – хмыкнул Иван.
Он стоял у кухонного стола и резал овощи для салата. В черном фартуке до пят он выглядел очень мужественно.
– Не понял юмора, – отозвалась я. – Ты что – все оставил своей бедной овечке? В возмещение морального ущерба за бесцельно прожитые годы?
– Вчера получил бумаги у адвоката на раздел имущества. Она требует этот дом. Ну и черт с ней. Еще наживу.
– А рожа у нее не треснет?
– У нее-то рожа не треснет. За ее рожу я совершенно спокоен. Я нервы свои сберечь должен, чтобы жить дальше.
– Слушай, я вот чего понять не могу. Как она тебя на Вадика Юлькиного променяла. Прямо не верится мне. Ты – успешный, моложе его, красивый. А у него брюшко, залысины, ростом ниже. Странный выбор, как хочешь.
Иван засмеялся.
– Я ж не конь, чтобы по статям выбирать. У него бабла в разы больше. В очень серьезные разы. И горизонты ее расширились. Хочет – за границей виллу будет иметь, хочет – здесь приемы устраивать. Она по-настоящему великосветской дамой станет. У нее такие запросы, никак не меньше. Да, я хорошо зарабатываю. Но именно зарабатываю. Я не кручу миллионы в бизнесе. Так что Вадик – и моложе меня, и выше, и краше. Как ни взгляни. Она, кстати, все время тот дом, в котором ты живешь, с нашим сравнивала. Жалела, что у нас и участок меньше, и дом ниже. Я, дурак, не понимал, к чему она ведет все.