Сто тысяч заповедей хаоса
Шрифт:
Ну что? Не звонить? Знать – и ждать? Хотя… Чего ждать? Все уже случилось. Другой вопрос – ждать из интереса. Из болезненного желания видеть, как низко может пасть человек, которого любила, берегла, считала своей половиной. По-настоящему считала, не ради красного словца. Половина отодрана от нее. Вот душа и кровоточит.
Серое отражение кивало ей: да, да, больно, очень больно!
Телефон зазвонил сам. О! На ловца и зверь бежит! А ведь не должен был звонить-то! Учуял. Юлька не раз замечала: у Вадика настоящее звериное чутье. Хищник! Это ей и нравилось в нем поначалу. Уважение вызывало.
– Ты что так долго не подходишь? – услышала она ничуть не изменившийся голос бывшего мужа.
– Пока дошла, – тупо ответила Юлька.
– У бассейна жаришься?
– Угу.
– А что с голосом?
– Сел.
– Простудилась?
– Типа того.
– Вот и я – типа того… Заболеваю. Придется отложить свидание.
Чутье у него! Это надо быть такой дурой, чтобы про чутье подумать! Он звонит, чтобы от встречи отказаться, а она фантазии про чутье включает.
– Ты свободен, урод, – сказала вдруг Юлька, совершенно неожиданно для самой себя.
– Что? – недопонял собеседник.
– Ты свободен, урод. И не звони мне больше ни по какому поводу.
– То есть?
Вадик наверняка удивился. За все долгие годы совместной жизни они ни разу не поссорились, а уж уродом назвать…
– А то и есть, что есть. Иди своей дорогой. Пошел вон из моей жизни!
Вадик явно боялся догадываться. Он чуть помолчал, выбирая направление беседы, но нервы сказались – пошел напролом:
– А тебе все мало? Что для тебя ни делай, тебе все мало? Заграницу получила, живешь – все имеешь… Совести нет!
Вот она, тенденция последних времен! Тренд уже которого сезона! О совести говорит вор и предатель! И попрекает, и учит!
– Хватит придуриваться, мужчина. Идите и наслаждайтесь всем, что имеете. Хотя, похоже, не вы имеете, а вас имеют. На меня больше не рассчитывайте. Мы давно в разводе.
– Ты? Ты? – принялся заикаться Вадик.
– Тыкалку заткни! И не попадайся мне на глаза. Узнаешь, где я, обходи в радиусе пяти километров. Ты на меня с топором, гад! А у меня инструменты потоньше. Все твои махинации в сейфе у адвоката хранятся. Случись что со мной – все вылезет наружу. Будешь всю жизнь сидеть и прятаться, говядина невъездная. Я слов на ветер не бросаю. Так что – гуляй другими тропами. И – пожелание: живи долго, пока не разберешься, чего сотворил. А как разберешься, самому жить не захочется.
На этом Юлька прекратила разговор. Вадик теперь напуган. Он привык ей верить, так что долгие годы страха ему обеспечены. А наказание? Это не ее дело. Но – тут и думать долго не надо: его наказание рядом с ним. Новая подруга жизни. Эта своего не упустит. Юлька видела ее один раз, но и тогда уже все про нее поняла: акула, гипнотизирующая мужиков так, что они видят в ней золотую рыбку. Прозрение приходит, когда «рыбка» перекусит твою жизнь пополам. Впрочем… Пусть… У нее сейчас другие задачи.
Надо самой
Остаться живой. Здоровой. Перестать прокручивать в голове вопросы «Зачем?» и «Почему?». Ответы-то – вот они:
Зачем? – Так надо.
Почему? – Потому что хватит быть дурой.
Хватит рассчитывать на кого-то. Хватит надеяться на чужое плечо, а при этом подставлять и подставлять свое.
Она снова глянула в зеркало. Отражение стало более узнаваемым. Во всяком случае – глаза ожили.
Остальное – дело наживное.
10. «Какая жестокость!»
Юлька заставила себя переодеться к обеду. Так у Луиджи в доме заведено. Она уже привыкла. В этом торжественном отношении к совместной трапезе явно что-то есть. Какая-то благодарность за посланный кусок хлеба, неспешность, возможность перевести дух. Наверное поэтому среди представителей хорошего общества не встретишь ожиревших. У них свято соблюдается главное условие стройности: есть медленно и понемногу.
Она не знала, что выбрать: знобило-то ее по-прежнему. Да и, по большому счету, какая теперь разница, что выбрать и как выглядеть? Все эти переборы хороши для спокойной и безмятежной жизни. Когда все рушится, надо выползать из-под руин, а не думать о фасоне платья.
Юлька натянула первые попавшиеся брюки, свитер, укуталась в шаль. Сгодится.
Луиджи с испугом взглянул на Жюли.
– Ты заболела?
Юлька кивнула.
– Тебя знобит? Ну я же говорил: простудишься!
Юлька отправилась на кухню за супницей. Они обычно вместе накрывали на стол. Надо было поддержать традицию. Чего зря Луиджи пугать. Старый чужой чужеземец. Сейчас всполошится, а что толку?
– Сядь! Я сам все принесу. Я же вижу, что тебе плохо. Лишь бы не вирус, – хлопотал Луиджи.
«Добрый он человек, – подумала Юлька. – Добрый, заботливый». Сердце ее стеснилось от жалости к одинокому старику, сохраняющему достоинство, несмотря ни на что.
И тут она зарыдала. Наконец-то!
Луиджи чуть супницу не уронил.
– Что случилось? Что произошло? Как тебе помочь?
Он стоял и гладил ее теплой сухой ладонью по голове, по спине. Как лошадь оглаживают.
– Говори, девочка, говори! Что случилось?
Юлька говорила. Да много ли нужно было рассказывать? Вся ее жизнь, все ее планы были известны Луиджи изначально. И Вадика он знал прекрасно. Вадик с Орели, бывало, приезжали на концерты, вручали пожертвования в фонд помощи фестивалю. Красивые жесты – Луиджи это ценил!
– Он велел мне продать бизнес. Я перевела все на его счета. А он женился и мне ничего не сказал! Он женился! Его жена здесь! Она ждет ребенка! А я… Я так мечтала о ребенке. Он говорил: подожди! Подожди! Успеется!
– Это не помещается в моей голове! – воскликнул Луиджи. – Но – какая жестокость! К такому редчайшему сокровищу, как ты, – так отнестись! Я же тебя изучил за все эти годы. Ты – удивительная. Ты – сильная. Ты – умная. Красивая. Добрая. Ты бросаешься на помощь сама, даже когда не просят. Ты умеешь вести дела. Ты талантливая. Вытри слезки. Хотя… Лучше плачь. Слезы очень помогают. Это хорошо, когда слезы есть. Это счастье. Плачь.