Сто верст до города (Главы из повести)

Минин Иван

– Добро выходит, - сказал он.
– Грамм в грамм.

Степанко радовался. Вот и сделано дело! Боевое задание выполнено. Сейчас можно отправляться домой, к своим. Ох и соскучились, наверно, Сашко и Симка! Наверно, и мать беспокоится, думает день и ночь: где Степанко, все ли ладно?

Павел Федорович

присел к столику писать квитанцию. Он вынул карандаш, приладил копирку, еще раз взглянул в накладную и вдруг подозрительно посмотрел молодому ямщику в глаза, затем на мешки, бросил карандаш.

– Так ты лобановский? Постой, постой... Э-э... Много украл гороху?

Степанко так и вздрогнул, лицо залилось румянцем, он не мог вымолвить ни слова.

– Так, так, голубь. Ах ты, супоней!

С этими словами весовщик выскочил из-за стола, прихрамывая, побежал куда-то. Через минуту он вернулся с девчонкой. Она держала в руке длинный щуп, которым берут из мешков зерно на пробу. Девчонка тоже подозрительно и недружелюбно глянула на Степанка и, когда весовщик поставил мешки на попа, быстро взяла горох на пробу. Лаборантка ушла к себе, а Павел Федорович пробовал горошины на зуб, ссыпал их с ладони на ладонь, даже на свет посмотрел. Степанко не знал, что и подумать.

– Я, дяденька, не взял ни одной горошины, - вымолвил наконец.

– Ладно, ладно, сейчас все узнаем. Доподлинно уточним. Если взял тюрьма, если нет - честь и хвала тебе. Приехал вчерась вечером из вашего Лобана один мазурик, так сперва тоже бился: "Не трогал, не взял". А когда произвели анализ...

– Кто такой? Митюбаран?

– Митькой вроде бы кличут. Слямзил, супостат, с полпуда, а в мешок налил воды и думает, так оно и надо. Горох разбух - даже весу больше первоначального стало. Но меня не проведешь. Не тот воробей. Разоблачили лешака.

Степанко

тяжело опустился на весы, поник. Вот оно как получается. Из-за него, глупого барана, и на честного человека подозрение. А что, если анализ получится неверный? Девушка, надо полагать, еще неопытная лаборантка, запросто может все напутать...

– Где он сейчас?
– спросил весовщика.

– А сушит горох-то. Вон там, за складами.

Худо все вышло, ой как худо! Митюбарану сейчас несдобровать.

Запыхавшись, прибежала девушка, подала кладовщику бумажку.

– Хороший горох, не испорченный, - сказала она.

Со Степанкиных плеч скатилась глыба. Он проворно завязал мешки и, когда весовщик выдал квитанцию, хотел тотчас убраться прочь. Но женщина-начальница крепко пожала ему руку, сказала важно:

– Молодец, парень. Вовремя успел. Горох сегодня же будет на станции.

– Молодец!
– сказал и весовщик.
– Не сердись, брат. Служба моя такая: все проверять надо. А что, Анна Ивановна, не выдать ли ему немного хлеба? По глазам вижу, голодный он. А дорога до дому - ой, ой!
– сто километров. Как доберется...

– Ужо пусть зайдет в контору, выдадим сколько-нибудь.

В груди у Степана все пело. От волнения он не смог даже вымолвить ни слова. Знал одно: что бы там ни случилось, а городской хлеб привезет домой, угостит брата и сестру. То-то обрадуются, сопливые!

К навесу подошла машина, грузчики - раз, раз - побросали Степанкины мешки в кузов, и машина, тяжело урча, вышла обратно на дорогу. Пройдет несколько часов, и машины будут на станции. Там мешки перегрузят в вагоны и моментально довезут до фронта. Солдаты будут сыты.

Степанко ликовал.