Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия, Сампшен Джонатан

Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия

на обложку

Сампшен Джонатан

Шрифт:

Проблемы преемников Генриха V были гораздо серьезнее. Во-первых, им досталось тяжелое долговое наследство умершего короля. Генрих V оставил после себя массу неоплаченных долгов на погашение которых ушло более двадцати лет. Недостаток средств покрывался частично за счет обычных поступлений с королевских владений в течение следующего десятилетия, а частично — из доходов герцогства Ланкастер, которые были переданы в руки доверенных лиц, обязанных оплачивать долги короля и содержать его вдову. В результате на наследственные доходы нового короля легло тяжелое бремя, от которого он освободился только в 1440-х годах. Кроме того, за семь лет интенсивных военных действий накопились гораздо более крупные государственные долги. Их общая сумма не может быть определена, но некоторые примеры дают представление об их масштабах. Задолженность за Азенкурскую кампанию 1415 г. погашалась еще в 1430-х годах, а некоторые долги оставались непогашенными и десятилетие спустя. Джон Холланд, граф Хантингдон, попавший в плен в битве при Боже в 1421 г., утверждал, что задолженность по военному жалованью перед ним и его свитой составила более 8.000 фунтов стерлингов, а также 1.000 фунтов стерлингов в качестве приза за захват нескольких генуэзских караков в 1416 г. В начале нового царствования задолженность по жалованью только перед гарнизонами Кале и прилегающих к нему фортов превышала 30.000 фунтов стерлингов. В последние годы жизни Генриху V удавалось поддерживать денежные выплаты только за счет займов под будущие доходы и накопления неоплаченных долгов [23] .

Somerville, i, 199–205, 207–8; Roskell (1954), 113–20.

Задолженность: Stratford (2013), 157, 165, 168–9; PRO E364/66, m. 1d; Parl. Rolls, x, 172–3 [34]. Кале: Rot. Parl., iv, 159 (май 1421); 12.557 фунтов стерлингов, выплаченных с тех пор казначею Кале, похоже, не были потрачены на погашение задолженности, PRO E364/59, mm. 3–3d; PPC, iii, 55–6. Cf. Sumption, iv, 730, и см. Fig. 1.2 in Ormrod (1999) [2], 35.

Более серьезным, поскольку его последствия сказывались дольше, было снижение таможенных поступлений. Эта проблема существовала еще с последних лет правления Эдуарда III, но при Генрихе VI она достигла критических масштабов. Основной причиной этого стало развитие английской суконной промышленности, поглощавшей постоянно растущий сбыт шерсти, которая в противном случае была бы экспортирована. Уже в 1370-х гг. жена Чосера из Бата производила сукно, которое "не уступало тканям из Ипра и Гента". К 1422 г. готовые ткани обогнали сырую шерсть на экспорте Англии. Восточная Англия и Котсуолд, где находились основные центры сукноделия, стали самыми богатыми регионами страны, а их прекрасные дома и церкви и по сей день служат наглядными памятниками процветания этого ремесла. Однако для короны это было несомненным несчастьем. Английские короли могли облагать экспорт шерсти столь высокими налогами, потому что страна была единственным значительным источником высококачественной шерсти-сырца в Северной Европе. Но английские сукна испытывали жесткую конкуренцию со стороны суконной промышленности Фландрии и Брабанта и не могли облагаться по сопоставимым ставкам, чтобы не погубить торговлю. Результат проблемы был налицо. В "золотой век" английских государственных финансов, в 1350-х годах, таможенные сборы в хороший год приносили более 100.000 фунтов стерлингов, но в 1422 г. поступления составили всего 45.800 фунтов стерлингов а десятилетие спустя упали ниже 30.000 фунтов стерлингов. Это не только уменьшило доходы короля, но и резко сократило его возможности по получению займов, поскольку отчисления от регулярного потока таможенных поступлений традиционно являлись наиболее привлекательным способом их обеспечения. Меркантильные интересы были широко представлены в Палате Общин, которая не была настроены на помощь королю. Субсидия на шерсть была предоставлена Генриху V пожизненно, но первый Парламент в царствование его сына не стал продлевать ее более чем на два года, да и то по сниженной ставке [24] .

Ormrod (1999) [1], 161 (Таблица 8.2); Ormrod, The Reign of Edward III (1990), 207 (Таблица 4); Ormrod (2013), 187, 208 (Таблица 1); Parl. Rolls, xi, 107 [24]; ESFDB ; Parl. Rolls, x, 21–2 [19]; R. Schofield, 'The geographical distribution of wealth in England, 1334–1649', Econ. H. R., 2nd series, xviii (1965), 483–510.

Английское правительство не имело доступа к долгосрочным кредитам. Войны Эдуарда I и Эдуарда II, а также первые кампании Эдуарда III финансировались в основном за счет крупных итальянских банковских домов. Однако итальянцы обожглись на этом, когда король объявил дефолт, а их преемники ушли с рынка кредитных услуг. После этого кредит доверия у государства никогда не был настолько хорош, чтобы поддерживать амбициозную программу внешних заимствований. Генрих V и Генрих VI почти полностью переключились на займы у своих подданных. Их заимствования были краткосрочными и предназначались для удовлетворения потребности в денежных средствах в критические моменты, поэтому не являлись пополнением государственных ресурсов. Деньги выдавались на срок от нескольких недель до нескольких месяцев под залог будущих доходов или под залог драгоценностей коронны. Значительная часть долга должна была быть погашена за счет последующих заимствований, иногда у тех же самых кредиторов. Самым крупным кредитором был чрезвычайно богатый Генри Бофорт. В течение следующих двадцати четырех лет он одолжил короне более 180.000 фунтов стерлингов. Другие крупные суммы были взяты в долг у синдиката купцов из Кале (около 87.000 фунтов стерлингов за время правления), лондонской корпорации (более 56.000 фунтов стерлингов), отдельных лондонцев (около 50.000 фунтов стерлингов), попечителей герцогства Ланкастер (около 42.000 фунтов стерлингов), итальянских купцов в Англии (16.000 фунтов стерлингов), архиепископ Кентерберийский (более 14.000 фунтов стерлингов), а также многочисленных муниципальных и религиозных корпораций и частных лиц в графствах (около 40.000 фунтов стерлингов).

Во времена правления Генриха V Парламент начал практику выдачи королю разрешений на займы в счет будущих налоговых поступлений в пределах установленного лимита. Первоначально правительство имело право лишь предвосхищать уже одобренные налоги. Но в 1421 г. Парламент начал разрешать заимствования до определенных сумм под доходы от налогов, которые еще не были предоставлены. Эта практика продолжалась на протяжении всего правления Генриха VI и стала важной особенностью английских государственных финансов.

Государственные займы были дорогими, даже при первоклассном обеспечении. Проценты были деликатной темой из-за церковного запрета на ростовщичество, однако они были почти повсеместной коммерческой практикой. Хорошо осведомленный советник и судья сэр Джон Фортескью, в 1460-х годах, писал, что Генрих VI обычно платил от 25 до 33% по своим займам, "и таким образом становился все беднее и беднее, поскольку ростовщичество и мошенничество увеличивают бедность того, кто берет в долг" [25] .

Parl. Rolls, ix, 137 [10], 233–4 [9]; 272–8 [17], x, 104–5 [26], 237–8 [20], 294–5 [17], 385–6 [23]; Fortescue, Governance, 118. Кредиторы: Kleineke, 6, 22–3; Barron (1970), App. XLV; Steel, 193, 251, 252–3, 260. Интересы: McFarlane (1947), 59–68.

Единственным надежным решением было регулярные налоги вотированные Парламентом. Парламентские субсидии были непопулярны и политически проблематичны. Возражения носили отчасти принципиальный, отчасти практический характер. Принципиальным возражением было старое мнение о том, что обычные расходы правительства должны покрываться за счет личных средств короля, существовавшее в сознании людей еще долго после того, как перестало быть реалистичным. Парламентские субсидии рассматривались как разовые чрезвычайные налоги. Они предназначались только для случаев "очевидной необходимости", как правило, для ведения войн по защите королевства, когда общины были обязаны поддержать короля своими кошельками. Практическая проблема заключалась в том, что парламентские субсидии представляли собой прямые налоги, взимаемые в стандартной пропорции от стоимости движимого имущества — десятой части в городах и пятнадцатой части в деревне, согласно оценке, датируемой 1334 годом. По расчетам, стандартная субсидия составляла около 37.000 фунтов стерлингов, или 52.000 фунтов стерлингов, если она дополнялась субсидией от духовенства, как это обычно делалось. В 1334 г. население страны было больше, а географическое распределение богатства — совсем другим. Столетие спустя некоторые районы страны испытывали реальные трудности со сбором причитающихся сумм. Налоги приходилось платить наличными, которые было трудно найти в экономике, все еще частично основанной на бартере, где серебряная монета была в дефиците.

В первые годы войны Англия была довольно развитым налоговым государством, но неспособность ввести налог с продаж, подобно французским aides (эдам), привела к окостенению системы, и к XV веку налоговая база слабо соотносилась с реальными ресурсами страны. Окрыленный своими победами, Генрих V смог наложить на своих подданных более тяжелое бремя, чем любой король до него или в течение многих последующих лет. Но к концу его правления представленные в Парламенте общины уже были сыты по горло. В октябре 1419 г., на фоне растущих признаков налогового истощения, они прямо заявили представителям короля, что, хотя они готовы платить за оборону Англии, они не будут больше голосовать за введение налогов для поддержки войны во Франции. За исключением единственной субсидии, предоставленной Генриху V в конце 1421 г., они придерживались этой линии в течение девяти лет, до 1428 г. В результате, на фоне упадка таможенных сборов, ежегодные доходы английского правительства из всех источников сократились почти вдвое по сравнению с тем, чем пользовался Генрих V [26] .

Ormrod (2013), 207–15; Parl. Rolls, ix, 233–4 [8–9]. Общее сокращение, оцениваемое по квитанциям у Ramsay, i, 321, ii, 266.

Безразличие Палаты Общин к финансовым затруднениям правительства было симптомом более общего отстранения английского общества от участия во французской войне. После заключения договора в Труа Англия и Франция номинально находились в состоянии мира. Палата Общин придерживалась мнения, что английские налоги не должны использоваться для поддержки гражданской администрации Франции или для оплаты военных операций в этой стране. Она рассматривала продолжающуюся борьбу с Дофином как внутренний кризис французского государства, а не как английское национальное предприятие. Судя по всему, большинство англичан были с этим согласны. Но они не совсем заблуждались. После того как Нормандия была оккупирована, герцог Бургундский стал союзником, а Бретань — нейтральной, у Англии больше не было врага на противоположном берегу Ла-Манша. Граница Франции Валуа находилась более чем в 200 милях, по реке Луара. У Дофина было мало кораблей и не было атлантических портов, кроме Ла-Рошели в Пуату. Дофинистский гарнизон все еще держался за крепость Ле-Кротуа в устье Соммы, окруженную вражеской территорией, но французы так и не смогли разместить там флот, и в любом случае дни их пребывания в крепости были сочтены. В результате французские морские набеги на английское побережье и английское судоходство практически прекратились. Что касается союзников Франции — Шотландии и Кастилии, то они предоставили важные контингенты в армии Дофина во Франции, но ни одна из этих стран не хотел нападать на Англию напрямую. Северные границы Англии затихли на пять лет, а Кастилия, хотя и была готова предоставлять транспорты для шотландских отрядов, переправлявшихся во Францию, отказалась от крейсерских войн и возобновила активные торговые связи с Англией [27] .

Childs, 46, 48–50.

Патриотический пыл, поддерживавший предприятие Генриха V, к моменту его смерти уже угасал. В некоторых регионах, например в Ланкашире, еще сохранялась старая традиция военной службы во Франции. Лондон и Восточная Англия также были важными местами вербовки английских армий. Однако на большей части территории Англии правительство испытывало трудности с набором войск для службы за границей. В новое царствование эти трудности усилились, особенно среди дворянства и крупных землевладельцев, которые были опорой прошлых континентальных экспедиций. Их вклад был важен не только сам по себе, но и потому, что сети их клиентов и зависимых людей в английских графствах были основным источником солдат. Большинство из них воевали не за деньги, а за статус. Честь служить под началом короля всегда была самой большой приманкой, и военная служба была путем к королевской благосклонности даже тогда, когда король не присутствовал в армии лично. Почти четыре пятых парламентских пэров служили в армии, сопровождавшей Генриха V во Францию в 1415 г., но король-младенец, чье благорасположение контролировалось его Советом, никогда не смог бы сравниться с Генрихом V. Только половина пэров сопровождала восьмилетнего Генриха VI во Францию в 1430 г., а число служивших в менее важных кампаниях было гораздо меньше [28] .

Bell, Curry, et al., 38, 41–2.

Эти проблемы отражали глубокие изменения в английском обществе, которое постепенно становилось демилитаризованным. Латники традиционно набирались из дворянства и джентри, и с ранних лет обучались сражаться верхом на лошади с копьем и мечом. Дворяне всех рангов продолжали прислушиваться к воинским идеалам, которые по-прежнему являлись признаком статуса, но высокий уровень участия, достигнутый во времена правления Эдуарда III и Генриха V, так и не был повторен при их преемниках. Каждым отрядом, сражавшимся при Азенкуре, командовал опоясанный рыцарь. Однако число мужчин, желающих стать рыцарями, снижалось на протяжении многих лет. После кратковременного улучшения ситуации в правление Генриха V, при его сыне этот спад стал еще более заметным. Капитаны, как правило, собирали свои отряды с числом рыцарей значительно меньше того, что было указано в контрактах на службу. К 1430-м годам во всей Англии насчитывалось, вероятно, не более 250–300 английских рыцарей. Меньше половины из них когда-либо служили во Франции, и только несколько человек служили несколько раз. В 1434 г., когда был проведен опрос, во Франции находилось всего 29 английских рыцарей из примерно 6.000 солдат. Размышляя об окончательном провале английского оружия, сэр Джон Фастольф, переживший последние годы существования ланкастерской Франции, объясняет его отказом знатных семей от традиций рыцарского воспитания. Люди, "происходившие из благородных семей и рожденные для ношения оружия как сыновья рыцарей, эсквайры и другие представители дворянской крови", теперь посвящали себя юриспруденции и другим "ненужным делам". В середине 1430-х гг. Совет жаловался, что "мало капитанов, как рыцарей, так и оруженосцев, которые хотят служить". Их число приходилось восполнять за счет привлечения людей более низкого происхождения. Это были "бедняки", о которых писал герольд Николас Аптон, люди, "ставшие благородными в результате службы в войнах Франции, благодаря собственной мудрости, силе, доблести или другим достоинствам, которые облагораживают человека". Однако даже при наличии более широкой социальной базы для рекрутирования доля латников в английских армиях в период правления Генриха V постоянно снижалась. Баланс обычно восполнялся за счет лучников, которые были более многочисленны и дешевы. Стандартное соотношение численности латников и лучников составляло один к трем. Но по мере продолжения войны это соотношение постепенно уменьшалось, достигнув в последние годы английской оккупации соотношения один к пяти-шести или даже больше [29] .

Bell, Curry, et al., 58–61, 75–7, 83–4, 96–9, 273; Curry (1985), i, 103–8, i, App. I; Curry (1994) [2], 46–7; Bogner, 29–31; HoC 1422–61, i, 333–41; S. M. Wright, 8–10; Acheson, 39, 41–2; Payling (1991), 73–7; Carpenter (1992), 59–73, 85; PPC, v, 90–1 ('лишь немногие…'); Worcester, Boke of Noblesse, 77; Upton, De studio militari, 257–8. Азенкур: Powicke (1969), 374.

Тактика ведения войны смягчала эти изменения. Большинство кампаний XIV века представляли собой шевоше (chevauchees), предполагавшие быстрое и разрушительное продвижение через вражескую территорию, длившееся не более нескольких месяцев. Война же XV века была иной. Это была осадная война, требующая постоянной оккупационной армии. Служба в основном проходила в гарнизонах и требовала длительного пребывания во Франции. Большинство ведущих капитанов, все главные командиры гарнизонов и многие их более скромные коллеги были кадровыми военными, которые проводили во Франции годы и даже десятилетия. Наиболее успешные из них получали земельные наделы или должности в Нормандии. Но такая служба мало привлекала людей, у которых были свои интересы и свои владения дома.