Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия

Сампшен Джонатан

Поскольку английские армии все больше набирались из низших социальных слоев, а мужчины проводили долгие годы за границей, военное сообщество во Франции и политическое сообщество дома отдалились друг от друга. Исчезли ветераны, игравшие столь заметную роль в политике графств Англии XIV в. и заполнявшие скамьи Палаты Общин. В первых Парламентах царствования Генриха VI почти половина рыцарей графств хотя бы раз служила во Франции во времена его отца. У некоторых военная карьера началась еще в 1380-х годах. В последующие годы число людей с военным опытом, служивших мировыми судьями или заседавших в Парламенте, постепенно сокращалось. Спикером Палаты Общин неизменно становился крупный землевладелец, представлявший одно из графств, и, как правило, он был опоясанным рыцарем, но из десяти человек, занимавших этот пост в первые два десятилетия нового правления, только один имел хоть какой-то военный опыт. Равнодушие Палаты Общин к мечтам правительства о завоеваниях, вероятно, отражало позицию населения в целом. Английские хроники этих лет на удивление мало говорят об этом. Франция стала казаться далеким миром [30] .

30

Bell, Curry, et al., 92–4, 113–14, 129; HoC 1386–1421; HoC 1422–61, i, 327–31; Roskell (1954), 93–4. Сэр Джон Тиррелл (Speaker, 1427, 1431, 1437)

служил во Франции в 1417 и 1431 гг.: HoC 1386–1421, iv, 684, 685.

* * *

Мало кто в Англии понимал, насколько сложным было положение англичан во Франции. На момент воцарения Генриха VI его власть признавало чуть менее половины французского королевства. В нее входили герцогство Гиень на юго-западе и все провинции к северу от долины Луары, за исключением Анжу и Мэна. Однако ланкастерская Франция представляла собой не монолитный блок, а политическое лоскутное одеяло (Карта I). Кале был военной и торговой колонией, форпостом Лондона, населенным англичанами, где господствовала могущественная корпорация английских купцов, компания Стейпл. В целом район Кале считался экстерриториальным анклавом Англии: "за границами этого королевства", как выразился один из французских налоговых чиновников Генриха VI [31] . Родовые земли английского королевского дома в герцогстве Гиень, ныне сведенном к скромной части провинции Гасконь, были географически удалены, экономически уязвимы и находились под постоянной угрозой со стороны дофинистских провинций на ее границах. Владения Бургундского дома, герцогства Бретань и Лотарингия представляли собой автономные княжества, правители которых были скорее союзниками, чем подданными, причем не всегда надежными. Париж и Иль-де-Франс, Пикардия, Шампань, Гатине и Босе управлялись английским регентом через старые административные структуры Французского королевства. В них служили французские чиновники, большинство из которых были обязаны своей карьерой и преданностью бургундским герцогам. Только Нормандия находилась под прямым английским контролем, в администрации которой преобладали английские чиновники, и английская оккупационная армия.

31

Inv. AC Amiens, ii, 42.

Филипп Добрый, герцог Бургундский, занимал ключевое положение в английских политических расчетах. Бургундская династия уже более полувека была самым богатым и могущественным из феодальных домов Франции. Герцоги владели двумя крупными блоками территорий во Франции. Северо-западный блок с административной столицей в Лилле включал в себя Фландрию, Артуа, графство Булонь и три кастелянства Мондидье, Перон и Руа в Пикардии. Юго-восточный блок, управляемый из Дижона, включал герцогство Бургундия, графство Бургундия (Франш-Конте) за Соной (формально являвшееся частью империи), Шароле и Ниверне. Кроме того, герцоги фактически контролировали прилегающие области Осерруа и Маконне, хотя ни одна из них не была им официально пожалована. Между этими двумя блоками располагался широкий полумесяц территории, которая, строго говоря, не входила в состав герцогских владений, но политически к ним тяготела. Это был регион густонаселенных промышленных городов, которые в 1417 году, благодаря циничным обещаниям Иоанна Бесстрашного о честном управлении и снижении налогов, перешли на сторону бургундцев.

Бургундские герцоги из династии Валуа были не только великими пэрами Франции. Они также контролировали важные территории к востоку и северу от французского королевства, которые в политическом отношении принадлежали ослабленной Священной Римской империи. Продуманная комбинация династических браков, покупок и политического давления привела к тому, что дед Филиппа посадил ветви своего рода в имперских графствах Брабант, Эно, Голландия и Зеландия. Его отец выдал одну из своих дочерей замуж в род герцогов Клевских и установил бургундский протекторат над Люксембургом. Сам Филипп в 1421 г. выкупил у бездетного правителя имперского графства Намюр его владения. В эпоху позднего средневековья эти регионы вместе с Северной Италией были самыми богатыми, густонаселенными и промышленно развитыми в Европе. Доходы Филиппа в первое десятилетие его правления составляли в среднем около 200.000 ливров (около 33.000 фунтов стерлингов). В следующее десятилетие, когда Бургундская держава расширилась и поглотила большую часть Нидерландов, они увеличились почти вдвое и таким образом, стали сопоставимы с обычными доходами Англии [32] .

32

Comptes etat Bourg., i, p. xli — xlii.

Бургундские герцоги смогли наделить свои разрозненные территории всеми атрибутами государства, кроме короны. Они содержали великолепный двор, разъезжали из города в город с большим вооруженным эскортом и шумными толпами придворных, вассалов и чиновников. Они подписывали документы "милостью Божьей", чеканили монету, назначали епископов, спонсировали крестовые походы и вели дипломатические отношения с папством и европейскими королевствами. Они созывали армии и оснащали флоты под командованием своих маршалов и адмиралов. Фландрия редко предоставляла свои армии для войны во Франции и выставляла лишь небольшое количество войск, как правило, дворян и их приближенных, прикрепленных к дому герцога. Однако из других своих французских территорий Филипп Добрый мог собрать до 6.000 человек. Армии герцогства и графства Бургундского, составлявшие чуть менее половины от этого числа, набирались традиционным способом из родственников, вассалов и клиентов дворянства и состояли в основном из кавалерии. В Артуа и Пикардии формировались остальные дисциплинированные, хорошо оснащенные отряды, которые передвигались на лошадях, но сражались в пешем строю на английский манер. В обоих регионах, но особенно на севере, где было больше городов, в этот период быстро росла доля стрелков, что отражало растущую мощь современных арбалетов, требования осадной войны и влияние английской тактической доктрины. В бургундских армиях предыдущего столетия стрелки составляли не более десятой части. Но к 1430-м годам они составляли около трети войск, набранных в двух Бургундиях, и три четверти войск, собранных в Пикардии и Артуа. Герцоги также быстро стали использовать технические достижения эпохи. Их артиллерия была одной из самых лучших в Европе [33] .

33

Schnerb (1988), 215–19; Schnerb (2002), 55–62, 64–7; Lobanov (2015) [1], 302–6, 399–409 (App. C).

Обязательство распространить власть Ланкастеров на всю Францию было одним из важнейших положений договора в Труа. Перспектива сохранения территориальной целостности страны была одной из главных причин, по

которой двуединая монархия была искренне принята многими французскими патриотами. Завершение английского завоевания означало бы окончание кровопролитной гражданской войны между арманьяками и бургиньонами, которая в течение двенадцати лет разделяла страну и опустошила большую часть ее территории. Оно положило бы конец конфликту с Англией, который был почти столь же разрушительным. Вопрос о престолонаследии был решен, во всяком случае, для тех, кто считал, что Дофин справедливо лишен права на трон из-за своего соучастия в убийстве Иоанна Бесстрашного. Для большей части административной и церковной элиты он предлагал выход из невозможных в прошлом дилемм. Представитель короля в Парламенте, писавший из Труа в момент согласования условий договора, сообщил парижанам, что он уверен в том, что договор приведет к "окончательному миру между двумя королевствами, который, с Божьей помощью, будет длиться вечно" [34] . В то время многие разделяли уверенность этого человека.

34

BL MS Cotton Caligula DV, fol. 65.

Могла ли эта амбиция быть реализована на практике — вопрос, не имеющий ответа. В конце концов, еще до смерти Генриха V она была разрушена благодаря успеху министров Дофина в создании параллельного правительства в Бурже и Пуатье, дублирующего основные политические и судебные институты оставшиеся в Парижа. Враги Дофина презрительно называли его "Буржским королем". Но Буржское королевство было реальностью. Офицеры Дофина имели эффективный административный контроль и мощную поддержку населения тех регионов, которые признавали его королем. Граница между двумя королевствами Франции никогда не была непроницаемой. Но постепенно нарастало ожесточение, поскольку каждая сторона конфисковывала имущество подданных другой и рассматривала контакты через границу как измену. Последние кампании Генриха V и первые кампании герцога Бедфорда были направлены на ликвидацию дофинистских очагов сопротивления на севере, а не на преследование Дофина в самом центре его владений, что усиливало разделение. После того как Буржское королевство устоялось и окрепло, для его завоевания потребовались бы средства и люди в масштабах, значительно превышающих совокупные ресурсы обанкротившегося английского королевства и разоренных войной провинций северной Франции. В результате сложилась удручающая патовая ситуация, из которой не было очевидного выхода.

В конце жизни Генрих V, похоже, и сам осознал это. Война, по его словам, будет "долгим, опасным, рискованным и очень трудным делом между хорошо мотивированными сторонами". Именно по этой причине он согласился на посредничество Амадея VIII, герцога Савойского. Он также приветствовал миссию картезианца Никколо Альбергати, легата, направленного Папой Римским ко дворам всех трех сторон для поддержки мирного процесса. Мы не знаем, какую сделку имел в виду Генрих V, но некоторые сообщения о его последних словах друзьям, собравшимся у его смертного одра, говорят о том, что если бы его право на Нормандию и, предположительно, Гиень было признано, он мог бы отказаться от своих притязаний на остальную Францию вместе с троном. В этом случае Англия получила бы управляемый блок территорий на севере Франции, который было бы легче защищать.

Генрих V имел огромный авторитет, чтобы согласиться на это, не дискредитируя себя в глазах своих соотечественников. Его преемники оказались в более щекотливом положении. Регент и советники жили под сенью мертвого короля. Они были опекунами его малолетнего сына. В этом качестве они могли принимать любые временные меры, но, как им казалось, они не могли отказаться от его прав без его согласия, которое он не мог дать до своего совершеннолетия. В результате англичанам нечего было предложить Дофину, и после смерти Генриха V они отказались от переговоров и были обречены на бесконечную борьбу за дело, которое, как они постепенно осознавали, было безнадежным. Подразумеваемое обещание мира, которое оправдывало договор Труа в глазах многих французов, оказалось иллюзией. Канцлер Бургундии Николя Ролен был одним из первых сторонников договора, но быстро разочаровался в нем. "Они называли его мирным договором, — писал он много лет спустя, — но с таким же успехом его можно было назвать договором войны и разрушения" [35] .

35

Генрих V: Sumption, iv, 751–2, 761; Monstrelet, Chron., iv, 110; PPC, iii, 247–8; *Dickinson, 218 (1435). Опекуны: PPC, iv, 95–6 (1431). Ролен: 'Avis du Chancelier Rolin', 119 (1435).

Что прежде всего придавало правдоподобие притязаниям англичан на истинное правительство Франции, так это обладание Парижем. Но в 1422 году город был лишь тенью себя прежнего. Он страдал от многолетней периодической блокады, принудительных налогов, политических запретов и насилия толпы. После смерти Карла VI в городе впервые за много веков перестала существовать королевская резиденция. Лувр превратился в государственную тюрьму и арсенал, а его сторожевая башня была отдана под мастерскую. Придворные, некогда заполнявшие дворы и сады Отеля Сен-Поль, исчезли, и единственной заметной обитательницей этого дома осталась вдова Карла VI Изабелла — одинокая, забытая всеми женщина, живущая за закрытыми дверями в комнате, выходящей окнами на улицу Сент-Антуан. Дворцы крупных территориальных магнатов и особняки министров и финансистов королей Валуа были конфискованы или заброшены. Немногочисленные союзники Англии среди французских баронов сторонились города, который всего два десятилетия назад был центром цивилизованного мира. Герцог Бургундский редко посещал Париж и позволил прийти в упадок Отелю д'Артуа, старой штаб-квартире своего отца. Особняк герцога Бретонского у Лувра в 1429 г. был описан как "пустой, разрушенный и необитаемый". Герцог не появлялся в нем с лета 1417 г. и в конце концов отдал его за бесценок. Великие итальянские банкиры и купцы уехали в Брюгге и Антверпен, чтобы больше никогда не вернуться. За полвека, прошедшие после восстания кабошьенов в 1413 г., (единственный сравнимый период пустоты в архитектурной истории города) не было построено ни одной примечательной церкви, ни одного нового особняка или общественного здания. Характерным памятником этих лет стало торжество смерти в виде фрески Пляска смерти на кладбище Святых Невинных у рынка Ле-Аль, завершенная в 1425 году. Смерть изображенная в виде скелета, приходящей за мужчинами и женщинами, тщетно цепляющимися за жизнь, оставалась самым знакомым образом Франции XV века для многих поколений парижан, пока кладбище не было окончательно снесено в 1785 году [36] .

36

Favier (1974), 104 (Лувр); Journ. B. Paris, 193, 202 (Изабелла); Paravicini and Schnerb, 413–15 (отель д'Артуа). Особняк герцога Бретонского: Guillebert de Metz, 'Description' 194; *Felibien, iii, 75–6. "Пляска смерти": Journ. B. Paris, 203; Leroux, Paris et ses historiens, 293–317.