Столица для поводыря

Дай Андрей

Вот бы как-нибудь так сделать, чтобы миллиончик их фунтов имени товарища Стерлинга кто-нибудь из них сам принес и потом назад не просил…

Был у меня еще один вариант по резкому увеличению собственной платежеспособности. Прятался он в верховьях одного из ручьев, стекающих в Чуйскую степь с хребта Чихачева. В принципе по нынешним временам вполне доступное место. Официально территория империи, и туземцы после показательного расстрела отряда непокорного зайсана препятствовать не посмеют. Только вот ведь какая незадача! Сам не поедешь, а поручить, выходит, и некому. Тут не просто надежный и не болтливый человек вроде Захария Цыбульского или Василия Гилева нужен. Необходим такой, кому я как самому себе доверять могу.

Золотые

россыпи, серебряная руда – это все, конечно, может приносить какой-никакой доход. Раз в год и после подсчета многочисленных трат. Когда выходят из тайги старатели или купцы расторгуются на ярмарках. А там, на берегах обычной, ничем особенно не примечательной речушки Нарын-Гол, в щелях и под аллювиальными отложениями спят богатейшие друзы императорских хрустально-зеленых изумрудов. Геологи, которые их там обнаружили – в том моем мире и сто лет спустя, – принесли горсть необработанных кристаллов до трех сантиметров в длину. Это карат тридцать – пятьдесят. Ну пусть после обработки останется двадцать. На самом деле понятия не имею, какой там процент отходов, но стоимостью камней специально интересовался. За экземпляры хорошего окраса и чистоты и по три тысячи фунтов давали. За карат, естественно. Десяток камней – три миллиона рублей. Так поисковики особенно и не искали. Встретили друзу, вырубили и побежали хвастаться. А сколько их там – одному Будде известно. Погранзона. И места не слишком обжитые. Так месторождение в госрезерве и числилось.

С семнадцатого века эти камни в Колумбии в больших количествах добывают. И все равно мало. Слышал, лет тридцать назад, в тридцатые годы девятнадцатого века, изумруды на Урале нашли. Мировой рынок даже не шелохнулся. А самые лучшие камни тут же казна выкупает. Императорский камень! Некоторые наравне с бриллиантами ценятся.

И вот стоит даже подумать о том, что посланный на тот ручей человек просто покажет кому-нибудь, кроме меня, свою находку, страшно становится. Золотая лихорадка – детский сад по сравнению с тем, что там, на Чуе, начнется.

Так и это еще полбеды. В тех же самых горах гигантское серебряное месторождение прячется. Огромное и невероятно богатое. В непосредственной близости от изумрудов. И если туда народ камешки искать попрет, то что помешает там же и геологам походить? Ничего! А я это, в мое время называвшееся Асгат-озерным, месторождение для себя храню. Дюгамеля вон уговорил границу с Китаем спрямить, чтобы все на территории моего Южно-Алтайского округа оказалось. А не как тогда, в иной жизни было: часть у нас, основное в Монголии.

И если я решаюсь эти мои резервные зеленые кристаллики из земли начать вытаскивать, делать это нужно прямо сейчас. Пока есть время отчаянным и неболтливым господам туда добраться и поискать. А поздней осенью с добычей и последними гонцами от Потанина – обратно. Только кого послать?

– Отпишите Петру Григорьевичу, что я согласен с его предложением, – возвращая бумаги Штукенбергу, сказал я. – Пусть присылает доверенное лицо для переговоров.

Глава 10

Три против одного

К пятому июля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года на моем рабочем столе собралось четыре очень важных бумаги. Четыре неожиданных известия, три из которых были скорее добрыми, чем злыми, и одно – совершенно отвратительное. По традиции начну с плохого.

Во второй декаде июня на телеграфной станции Томска приняли депешу из канцелярии генерал-губернатора за подписью статского советника, члена совета Главного управления Западной Сибири от Министерства юстиции Виктора Ивановича Спасского. В телеграмме этот чиновник – как не преминул обратить внимание Герасик, даже имевший ниже, чем у меня, чин, – ссылаясь на депешу главного управляющего Вторым отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии графа Панина, предписывал немедленно

арестовать практически всех томских нигилистов. Само по себе из ряда вон выходящее событие – младший осмелился что-либо предписывать старшему, так еще и ни о каких обвинениях в послании не говорилось. Будто не в империи живем, где властвуют государь император и закон, а в каком-то средневековом арабском княжестве. Я понимаю, что графа Панина некоторые неокрепшие умы боятся до дрожи в коленях, но не за четыре же тысячи верст!

Жаль, Дюгамеля к тому времени в Омске уже не было. Убыл в Москву, о чем я был заранее оповещен. Оставайся Александр Осипович на боевом посту, очень может быть, я этой странной телеграммы вообще бы никогда не увидел. Генерал-лейтенант, насколько мне известно, ни к какой партии не принадлежал и явного предпочтения не выказывал. А был более всего озабочен… Как бы выразиться-то поточнее… Скажем, степенью благосклонности государя к его скромной персоне. И раз царь к действительному статскому советнику Лерхе явно благоволит, то, значит, и со стороны Омска у меня проблем быть не должно.

Хотя, нужно признаться, что не истратил бы я столько сил на приручение этих диких областников, не обнаружил бы в их деятельности несомненную пользу, так и не заметил бы легкого юридического произвола. И, пожалуй, тоже не рискнул бы ссориться с лидером столичных консерваторов. Но так сложилось, что Потанин ко времени получения предписания уже вовсю развернулся в Кош-Агаче, и вернувшийся в губернскую столицу князь Костров был от широко известного в узких кругах путешественника в полном восторге. О перемещениях Ядринцова с компанией я получал еженедельные отчеты Варежки, причем большей частью весьма благожелательные, и иногда почитывал рукописи пересылаемых с оказией статей для коммерческого приложения к «Томским ведомостям».

Бывший артиллерийский поручик Колосов прислал из Кузнецка развернутый отчет с описанием процесса переселения семей мастеровых с закрытого Томского железоделательного завода. Дельный такой и неплохо проработанный план с указанием должностных лиц Кузнецкого окружного правления, которые хоть как-то могли повлиять на его исполнение. Молодец! Замечательный ход! Три к одному, что отставной пушкарь, прежде чем отдать письмо на почту, озаботился ознакомить с его содержанием местных чиновников. Воспитывал энтузиазм в не блещущих трудолюбием крючкотворах, так сказать. И напомнил мне о существовании этих господ. Теперь, если что-то пойдет не так, как задумывалось, строгий губернатор сможет вызвать кого-нибудь в Томск и наказать кого попало.

Кузнецова, пока в гимназии летние каникулы, я отправил в Красноярск. С двумя конвертами. Один он должен был передать тамошнему губернатору, а текст из второго – зачитать от моего имени купцам. Оба послания в первую очередь касались будущей железной дороги. Пора было привлекать восточных соседей к нужному всей Сибири делу.

Последний из известных мне областников, поручик в отставке Усов, в компании с десятком надежных казачков и моим Артемкой уплыл с попутным пароходом в Бийск. Там он должен был забрать у купца первой гильдии Гилева посылку для меня и в сопровождении пары конвойных вернуться, а денщик и остальные бородачи, купив по три лошади – верховую и по две заводных, – совершить рывок в Чуйскую степь. Месяц туда, месяц обратно. Месяц там. Казачок получил собственноручно мною нарисованную схему и прямой приказ – вернуться в срок, даже если эти проклятые зеленые камешки не найдет. Ну и, естественно, никому добычу, если она будет, не показывать и о целях этого разведывательного налета ни с кем не разговаривать. На всякий случай я оформил на себя всю долинку речки как старательский участок, а Артемке выписал доверенность. Для гарнизона же тамошней крепости и гражданских властей порученцы имели бумагу, согласно которой я послал их выяснить возможность заселения предгорий хребта Чихачева.