Столик в стиле бидермейер
Шрифт:
– Вы сказали: «Не живет с ребенком год»? Это может сработать! После смерти Карины он ни разу не появился! – воскликнула Надя. – Может, никуда не ходить? Просто выждать год?
– Все равно придется обращаться в попечительский орган, – пояснил адвокат, – они должны будут предупредить отца, а если тот не прореагирует… В общем, будет лучше, если он просто подпишет письменное согласие.
– А если он денег потребует? – спросила я.
– Андрей Сергеевич согласится выделить некоторую сумму. В пределах разумного. Только, сами понимаете,
Да уж, в пределах разумного! Если тот тип увидит нашего адвоката, представляю, какие у него аппетиты разыграются.
– А если я разведусь с мужем? – пролепетала Надя.
– По закону можно и одиноким.
Он окинул нас победоносным взглядом. Можно было подумать, в том, что ребенка позволяется усыновлять (удочерять) одиноким, его личная заслуга.
Надя мялась, явно не решаясь сказать что-то важное; что боится говорить с тем типом, она наконец призналась.
– Вам самой не обязательно. Можно оформить доверенность. – Адвокат посмотрел на меня: – Ну на кого хотите…
Та-ак! Я снова попалась!
Потом мы все вместе съездили к нотариусу, и Надежда подписала доверенность на… мое имя.
– Надя, – предупредила я ее, – эта доверенность, по сути, ничего не значит. Я поговорю с ним, но в любом случае документы надо будет оформлять тебе самой.
– Я понимаю. Ты не думай. Просто поговори с ним. – И несмело улыбнулась. – У тебя вид такой… представительный. А я выгляжу дурочкой. Меня все стараются развести.
Представительный вид! Ну нахалка! Так бы прямо и сказала: «С такой толстой коровой, как ты, связываться побоятся».
Есть такая детская игра: казаки-разбойники. Помнится, в деревне у бабушки играли. Вот и сейчас я чувствовала себя не наигравшимся в детстве ребенком. Только тогда, давно, мне не было страшно, ведь все было не всерьез, а теперь вполне возможно, что я имела дело с настоящим убийцей.
Надя рассказывала, что Карина с мужем после краха их фирмы вынуждены были продать свою квартиру и переехать в меньшую по площади. После развода и ее поделили. Теперь экс-супруг обитал в панельной девятиэтажке недалеко от МКАД. Несмотря на зелень, тут постоянно чувствовался слабый запах гари с Кольцевой дороги.
Я предварительно созвонилась с господином Шапиковым, но мне пришлось долго ждать, пока дверь наконец открылась. Хозяин, пошатываясь, стоял на пороге. На нем были грязные джинсы и майка. Как все-таки хорошо, что отошли в прошлое кальсоны или тренировочные штаны с вытянутыми коленками, в которых раньше мужчины любили щеголять дома!
Впрочем, джинсы, что были на хозяине квартиры, могли вполне соперничать по привлекательности с незабываемыми трениками. Не просто грязные, а как бы сальные и свисали безобразными мешками не только на коленях, но и на заднице.
По запаху стало ясно, что он в запое уже не первый день.
– Это… тебе чего? – спросил он.
– Я по
Он смерил меня взглядом и что-то промычал. Мне легко было прочесть его мысли: толстая бабища, ноги короткие, одеваться не умеет – смотреть не на что. И очень хорошо, не хватало еще, чтобы начал ко мне приставать. Мужик хлипкий, справлюсь я с ним легко, но вряд ли после этого разговор состоится.
Я прошла в квартиру. Грязища! Не терплю тараканов. Мерзость. Всюду были навалены кучи каких-то вещей. Больших и маленьких. Я всегда считала, что захламлять квартиру – удел женщин. Впрочем, разве мало у нас баб в штанах?
– Вы не занимались воспитанием Веры, – начала я. – Думаю, вам будет трудно этим заниматься.
– Ну? – Он прислонился к дверному косяку.
– Да и для ребенка лишний стресс: она ведь вас уже забыла.
– Так чего надо-то?
– Надежда Шацкая, в доме которой жила Карина, хочет удочерить Веру, – выговорила я.
Так, слово произнесено. Теперь нужно ждать его реакции.
– А от меня-то что нужно?
Вот придурок!
– Нужно нотариально заверенное согласие на удочерение, – объяснила я, – образец у меня с собой. Мы могли бы прямо сейчас подъехать и…
Он почесал в затылке, сделал слабую попытку подтянуть джинсы. Фу, какой противный!
– Даже и не знаю… Она мне все-таки дочь.
Надо же, вспомнил! Даже в таком состоянии…
– Именно поэтому нужно ваше согласие. – Я старалась говорить как можно спокойнее и дружелюбнее.
– Ну я не знаю… – протянул он.
Прикидывает, сколько содрать можно. Я решила ускорить процесс.
– Сколько? Сколько вы хотите отступного?
– Ну… – Он обвел взглядом стены, пол, словно прикидывая, во сколько тут обойдется ремонт.
– Тысячу баксов хватит? – Конечно, я не рассчитывала на такую дешевку.
– Ну ты даешь! – Он аж присвистнул. – Она мне все-таки дочь.
– Три, – набавила я.
Сошлись мы на пяти. Андрей был согласен дать до десяти, но я отчаянно торговалась. В сумочке у меня лежала банковская карточка. Вполне можно прямо сейчас дойти до банкомата и ехать к нотариусу. Но именно сейчас этого делать было нельзя: он пьян. Подписанная в таком состоянии доверенность может быть признана недействительной. А если еще выяснится, что мы ему денег дали… А ведь наверняка завтра, как дойдет до подписания, он раскатает губу, заартачится и потребует еще.
– За вами заедут завтра, – пообещала я, – с деньгами. Деньги вы получите под расписку. Постарайтесь с утра не пить.
– Это еще почему?
– Потому что тогда денег не получите, – разъяснила я. – А отца-алкоголика и без всяких денег могут лишить права опеки.
Когда я вышла, сидевшая на скамейке старушка с явным интересом посмотрела на меня. Какое мне дело до того, что она подумает? Я уже почти миновала крошечный палисадничек перед подъездом, когда вдруг услышала: