Столкновение с бабочкой
Шрифт:
Одет он был не по погоде, тяжело. Его драповое пальто тут же сняли и понесли на руках. Ленин остался в люстриновом пиджаке, который был у него один на все случаи жизни.
Его повели по цехам завода, и активисты из партийных наскоро пытались рассказать, что волнует завод и отчего рабочие всем недовольны.
– Да, – отвечал Ильич с улыбкой старенького ребенка. – Вы правильно понимаете проблему. Архиважная запятая на нашем пути, но мы ее скоро сотрем…
Так он комментировал ненадежность рабочего контроля и то, что администрация завода никак не прислушивается к мнению
До этого он выступал в здании Хлебной биржи и сорвал там голос.
– Мы это мнение централизуем, – хрипел Иль-ич. – Создадим рабоче-крестьянскую инспекцию. Государственная надстройка с большими полномочиями. Архиважная задача. Будет действовать заодно с профсоюзами и против возможных злоупотреблений начальства.
– Но ведь Троцкий стоит за полное подчинение профсоюзов государству, – заметил кто-то.
– Это в стиле Льва Давидовича: сначала перегнуть палку, а потом ею драться. Ничего не выйдет. Такая палка оцарапает самого драчуна. Поправим. Объясним и научим.
– А не подменят ли тогда профсоюзы само государство? – опять спросил тот же осведомленный голос.
– А наше государство и есть большой профсоюз. Вернее, им станет в ближайшем будущем, – заметил Ленин, но почему станет именно профсоюзом, не объяснил. – Научить кухарку управлять государством – это и есть социалистическая демократия. А профсоюзы – школа коммунизма, через них и будете тренироваться в управлении.
– Значит, каждый сам себе начальник и вождь?
– Каждый – всего лишь мелкая единица. А рабочий коллектив – это уже величина и источник управления. Вожди нужны лишь на начальном этапе любой революции.
Где-то я видел этого умника. Странная логичность для простого рабочего. Где?.. По-моему, не на заводе. А в партийных коридорах… Говорит языком, которым пишут документы. Взгляд канцелярский. Скрепчатый взгляд… – но Ильич был столь усталым, что не додумал эту мысль до конца.
Его ввели на помост – на таком пару веков назад рубили головы. Толпа у ног зашевелилась, как жирная гусеница, и своими извивами выразила радость. Что ей сказать? Про войну? Про государство переходного типа? Про коммунизм… Но это ведь все равно что предлагать нищему портки от фрака.
– Жалованье платят? – спросил он неожиданно ближний ряд.
– Платят. А что толку? В этих деньгах нету силы, – ответили снизу.
– Да, инфляция, – согласился Ильич. – Денежные знаки невесомы, как мысли декадента.
– И чем платить за рабочую жизнь? Керенками? Царскими или советскими?
– А что говорит нам теория? Товарно-денежные отношения – это элемент прошлого уклада. Мы наладим натуральный обмен между городом и деревней. Вы в деревню – мануфактуру, а она вам взамен – молоко и мясо.
Откуда они возьмут мануфактуру? Говорю бред. Они же снаряды делают. А за снаряды крестьянин не даст ни чертова кулака.
– Мы переведем промышленность на мирные рельсы, – возвысил голос Ленин, чтобы заглушить собственные мысли. – Из натурального обмена между городом и деревней родятся отношения нового типа. И деньги… возможно, золотой советский рубль будет промежуточной стадией между настоящим и будущим, когда денежные
Он поймал себя на мысли, что дает назад. Рабочие у его ног сильно насторожились. Когда вождь не знает правды, когда находится в поиске… То какой же он вождь? Мы ведь не грибы в лесу ищем. Находиться в поиске – а чего? Про творчество… пусть лучше к артистам идет, там его оценят и наградят.
– Вы скажите лучше, гражданин Ленин, про начальство… У нас на столе – корочка, а у них – пятерочка. У нас – крошка, а у них – куриная ножка. Как такое понимать?
Опять они про начальство. И все не надоест.
– Мы скоро примем закон о партмаксимуме. Директор завода не сможет получать зарплату выше той, которую получает квалифицированный рабочий.
В зале одобрительно загудели и захлопали.
– А царь?.. – спросил кто-то.
– Царь – это вынужденный компромисс, – еле выговорил Владимир Ильич страшную для себя фразу.
– Да не об этом речь… Сколько он получает, товарищ царь? Каково его жалованье?
– Сейчас этот вопрос находится в обсуждении. Вы знаете меры последних месяцев: гражданин Романов под нашим нажимом передал свои загородные резиденции больницам, школам и интернатам… Зимний дворец в Петрограде станет музеем. Дворец в Гатчине – детским домом. Мое мнение – царь должен быть приравнен к государственному чиновнику и получать фиксированное вознаграждение за свою деятельность. Плюс – надбавки за многодетность и неработоспособность наследника…
– А церковь?
– А это уже ваше дело! – сказал Ильич хрипло и зло. – Здесь с нас взятки гладки. Мы отобрали у гражданина Романова его золотой венчик. И теперь есть патриарх. Впервые со времен Петра Великого попами управляет не царь, а рядовой монах. Не ходите к боженьке в церковь, не бейте лоб перед иконами, и поповские сказки уйдут в ночь и в сон разума, откуда они вышли. Религия есть опиум для народа и вздох угнетенной твари – так писал Маркс. Опиум помогает не чувствовать боль, а вздоха больше не будет, поскольку вас никто не угнетает. Вместо церквей будете ходить в кино и цирк, которые есть важнейшие из искусств. Театр есть замена литургии и алтаря. Угодья монастырей, их утварь будут вскоре конфискованы в казну, чтобы служить на благо народа. Религия у нас отделена от государства, пусть делают что хотят и нам не мешают. Но в светлое будущее, где будет царствовать труд и равенство, мы их не возьмем.
Он не сказал лишь одного: что гражданин Романов уперся и, сам перестав быть крупным помещиком, раздав имения и имущество, не позволяет того же сделать с церковью. Но это мы исправим. Когда не будет гражданина Романова.
– А сколько получаете вы, гражданин Ленин? – спросил тот же ровный голос.
Кто это спрашивает? Ильич напряг зрение и разглядел в толпе скрепчатого. Такие всё знают и соврать не дадут, умненькие.
– В рублях или марках? – решил пойти Ленин на обострение.
– Хоть в фунтах. Но сколько?