Столп. Артамон Матвеев
Шрифт:
Фёдор Алексеевич, как и батюшка его, всякое дело вершил с осторожностью.
Оглашения о выборе невесты не последовало: впереди Рождественский пост, в пост свадьбы не играют. И однако ж царь сделал пожалования. Ивану Максимовичу Языкову было сказано боярство, Алексей Тимофеевич Лихачёв получил окольничего, а его брат Михаил стал царским казначеем.
Только в декабре, за две недели до Рождества, святейший Иоаким дал ответ царю о решении Думы разделить царство на местничества. Благословил единство. О боярах же в патриаршем послании было сказано: «Чтобы от московских царей не отступили
Дума с патриархом согласилась, не затевая споров, а на соборе ратных людей, заседавших под председательством князя Василия Васильевича Голицына, слово святейшего Иоакима было встречено благодарно и радостно.
Выборные люди, созванные великим государем думать о переменах в русском войске, склонялись перенять порядки иноземных полков. Стольников, стряпчих, дворян, жильцов, детей боярских расписать не в сотни, а в роты. Вместо сотенных голов назначить ротмистров и поручиков. В стрелецких полках быть полковникам и капитанам. Головами и сотниками впредь не называться. И самое главное: всем назначенным быть без мест, без подбора. Кому в каком чине служить, укажет государь.
Сразу после Рождества собор воинских людей подал во дворец челобитную.
«Для совершенной в ратных, в посольских и всяких делах прибыли и лучшего устроения, — писали военные соборяне, — указал бы ты, великий государь, всем боярам, окольничим, думным и ближним людям и всем чинам быть в Москве, в приказах и полках у ратных, посольских и всяких дел и в городах между собою без мест, где кому великий государь укажет, и случаи и места оставить и искоренить, чтобы впредь от тех случаев в ратных и всяких делах помешки не было».
Челобитчики далее объясняли, почему государевой пользы ради должно отказаться от мест. Ведь если генералы и полковники не напишут в ротмистры и поручики малолетних отпрысков Трубецких, Одоевских, Куракиных, Репниных, Шеиных, Троекуровых, Лобаных-Ростовских, Ромодановских, то сии родовитейшие люди будут преследовать несговорчивых воинских начальников.
Великий государь Фёдор Алексеевич челобитью внял и назначил на 12 января 1682 года Чрезвычайное Сидение. Вместе с царём, патриархом, боярами, окольничими, думными людьми в Грановитую палату для рассмотрения важнейшего государственного дела приглашались военные люди.
У Фёдора Алексеевича на щеках горел румянец — болезнь и великое волнение. Шепнул князю Голицыну, направляясь в палату:
— Если совершим нынешнее дело, оно одно и останется навеки от царствия моего!
Спели «Царю Небесный». Святейший Иоаким благословил Чрезвычайное Сидение, и перед Думой вышел князь Василий Васильевич Голицын. Зачитал челобитную военных людей.
Ответ держать взялся сам царь.
— Злокозненный плевосеятель и супостат общий — дьявол, — голос прозвучал высоковато, но звонкость ободрила государя, слово к слову прикладывал весомо, — видя от такого славного ратоборства христианским народам тишину и мирное устроение, а неприятелям христианским озлобление и искоренение, всеял в незлобивые сердца славных ратоборцев «местные» случаи,
Памятуя о позоре под Конотопом, происшедшем из-за местничества, о чудовской беде. Привёл примеры местничества из времён царя Михаила Фёдоровича.
И умолк. Долгим взглядом обвёл бояр и всех сидящих перед ним. Спросил с хрипотцою в голосе:
— По-нынешнему ли выборных людей челобитью всем разрядам и чинам быть без места? Или по-прежнему быть с местами?
Поднялся патриарх Иоаким:
— Великая правда в золотых словах твоих, самодержче! Из-за местничества, аки от источника горчайшего, вся злая и Богу зело мерзкая и всем нашим царственным делам ко вредительству происходило!
Припомнил святейший много обидного для царства, когда ради мест воеводы покидали поле битвы, близкие победы обращали супротивничаньем друг с другом в кровавые поражения. Заключил свою речь святейший сильно и властно:
— Аз же и со всем освящённым Собором не имеем никоея же достойныя похвалы принести великому царскому намерению за премудрое ваше царское благоволение.
Вслед за патриархом говорил князь Юрий Алексеевич Долгорукий. Убелённый сединами, был он видом суров и величав. Сказал кратко:
— Довольно доброе недобрым пакостить ради бумажного старшинства. Разрядные случаи нужно оставить и совершенно искоренить, дабы впредь те случаи никогда не вспомянулись.
Князь Никита Иванович Одоевский тоже одобрил государево великое дело. Предложил упорствующих в местничестве лишать чести и забирать вотчины на государя бесповоротно.
Другие бояре и думные люди сокрушённо говорили о вражде, какую порождало местничество между родными по крови людьми, на долгие годы, а то ведь и на века!
И, выслушав речи, повелел великий государь Фёдор Алексеевич принесть из его государевой комнаты родословную книгу. А за книгой послал начальника приказа Казанского двора князя Бориса Алексеевича Голицына да стольника Михайлу Васильевича Собакина.
Ожидание, когда молодые ближние царю люди доставят Главную книгу Московского царства, было недолгим, но многое передумалось в той тишине и родовитейшими, и новыми вельможами.
Наконец Голицын и Собакин внесли на руках серебряный ларец. Царь дал ключ боярину Никите Ивановичу Одоевскому, и он открыл ларец.
Фёдор Алексеевич приказал думному разрядному дьяку Василию Семёнову читать указ об уничтожении местничества.
Когда чтение было кончено, поверх книги положили тетрадь с указом и с чистыми листами. Царь, сойдя с трона, подошёл к столу, начертал под указом свою подпись. За государем приложил руку святейший патриарх, за патриархом бояре, окольничие, думные, ближние люди и люди военные, выборные.
После того как все подписи были собраны, Фёдор Алексеевич повелел принять тетрадку боярину князю Василию Васильевичу Голицыну, переплести в книгу и отдать на хранение в Разрядный приказ боярину князю Михаилу Юрьевичу Долгорукому. Того же князя Долгорукого да думного дьяка Василия Семёнова изволил великий государь послать в Разрядную палату за разрядными книгами.