Столп. Артамон Матвеев
Шрифт:
— «Ведомо великому государю учинилось, что в мимошедших воинских бранях, будучи на боях с государевыми ратными людьми, неприятели показали новые в ратных делах вымыслы, которыми желали чинить поиски над государевыми людьми. Для этих-то новомышленных неприятельских хитростей надобно сделать в государских ратях рассмотрение и лучшее устроение, чтобы иметь им в воинские времена против неприятелей пристойную осторожность и охранение и чтоб прежде бывшее воинское устроение, которое показалось на боях неприбыльно, переменить на лучшее, а которые и прежнего устроения дела
— Зело мудро, великий государь! — Радость на лице Шереметева была искренняя: царь совсем ещё юнец, а самодержствует, аки муж. Пояснил своё чересчур восторженное восклицание: — Пригоже, что от доброго, от нажитого дедами, прадедами и нами, грешными, ты, самодержче, не отрекаешься, оставляешь ради пользы дела.
— Председателем комиссии я назначил князя Василия Васильевича, — царь приподнял кубок с вином в сторону Голицына, — а ты, боярин, будь с ним в совете. И без мест! Без мест! От местничества многие наши настроения и убытки.
— Рад пригодиться тебе, великий государь! — В глазах сурового Шереметева блестели слёзы.
Одобрение самого большого воеводы батюшкиного, великого страстотерпца окрылило Фёдора Алексеевича. Со здоровьем было худо. В иные недели врачи укладывали в постель на пять, на шесть дней, но сделать хотелось много. Много работы на Руси, ибо великая.
Приблизил к себе думного дьяка Фёдора Леонтьевича Шакловитого. Затеял с ним собрать комиссию торговых людей. Чтоб со всей России были, ну разве кроме Сибири — ехать будут целый год. Пауки паутину раскидывают, чтоб малую мошку уловить, а казне надо знать счёт каждой денежке. Все токи распылённого по России богатства пора направить в русла прибыльные, для царства первостепенные. Всякий, кто рождён под русским небом, совладелец несметных сокровищ, ибо чего-чего только нет на просторах да на пространствах. Увы, пока что от пространств — одни только бессилие и нищета.
Изыскивая средства и порядка ради Фёдор Алексеевич, по совету Языкова, убавил число приказов. При батюшке было сорок три, оставили тридцать восемь.
Приказов убыло, да подьячих прибыло. На добрую тысячу! В приказной службе числилось теперь 1702 человека. Многолюдней стало в Думе. Царь Михаил сидел в Грановитой палате с двадцатью восемью высшими чинами. С Алексеем Михайловичем думало семьдесят четыре мужа. У Фёдора же Алексеевича за дела государства отвечали девяносто девять родовитых и мудрых.
С Голицыным, с Языковым, с Василием Фёдоровичем Одоевским, дворецким, с Фёдором Долгоруким задумал государь установить порядок в наиважнейшем для государства деле. После многих бесед с молодыми своими советниками и прихворнув в очередной раз, Фёдор Алексеевич, сидя в постели, собственноручно начертал «Проект Устава о служебном старшинстве бояр, окольничих и думных людей по 34 статьям».
Любимое дело — расписывать, кому кем быть.
— Первая степень — боярин, а с ним двадцать человек думных. Звание ему доместик, феметом или дикеофелакс. Глава над судьями Москвы.
Вторая степень — боярин, дворовый воевода. Звание
Третья степень — боярин, наместник Владимирский.
Четвёртая степень — боярин и воевода Северского разряда. Место ему город Севск.
Пятая степень — боярин и наместник Новгородский.
И далее по городам с убывающим значением.
Тридцатой степени удостаивался крайний. Звание ему — спетер курополат.
Тридцать первая степень — начальник над чашниками.
Тридцать вторая степень — окольничьи и наместники.
Тридцать третья — постельничий. Простовестиарий. Хранитель царской казны и одежд.
Тридцать четвёртая степень — думные и наместники.
Великое к великому.
Составив роспись степеней и очень собой довольный, Фёдор Алексеевич вспомнил о разговоре с Шереметевым о татарщине. Тотчас позвал Лихачёва и продиктовал ему указ о новом платье. Татарского не носить. Всем думным людям, дворянам и приказным пошить себе короткие кафтаны, подобно польскому или древнероссийскому, северному климату свойственные. В длинных охабнях, в однорядках не только ко двору, но и в Кремле не показываться. Ослушников — останавливать, отправлять по домам.
Сей указ был дан Фёдором Алексеевичем в октябре 1681 года, и в октябре же начались заседания Церковного Собора.
Не лежало сердце патриарха Иоакима к молодому окружению царя. Пугало обилие новшеств. А Фёдор Алексеевич и в церковные дела входил столь же рьяно, как и его царственный батюшка.
Предложил Собору духовенства пятнадцать вопросов для исправления церковных дел и для ограждения православия от плодящихся противников. Первым средством укрепления и распространения христианства на просторах Российского царства великий государь видел в увеличении числа митрополитов, архиепископов и епископов.
В октябре 1681 года Московское царство имело семнадцать архиереев: патриарха, девятерых митрополитов, шестерых архиепископов и одного епископа.
Царь Фёдор Алексеевич, вследствие умножения церковных противников и обилия епархиальных нужд, посчитал за необходимость увеличить епископат Русской православной церкви в пять раз.
Архиепископов и епископов должно быть не менее семидесяти, митрополитов — двенадцать.
Святейшему патриарху, отцу отцов, для его великого пастырского дела даётся несколько епископов, митрополиту же в помощь один. Особливо нужны епископы для Сибири. Сибирские просторы столь велики, что из епархиального города до иных мест приходится ехать год и даже полтора.
После месяца рассуждений Собор дал ответ царю. Митрополиты и архиепископы бьют челом назначать архиереев на епархии в дальние места и многонародные города, но упаси Бог подчинять их преосвященства митрополитам. От такого подчинения в архиерейском чине не было бы церковного разногласия и распри.
И однако ж, исполняя царское повеление, патриарх Иоаким учредил четыре новые епархии: Севскую, Устюжскую, Холмогорскую и Енисейскую. И семь епископий: в Галиче, в Арзамасе, в Уфе, в Тамбове, в Воронеже, в Волхове и в Курске.