Стоп. Снято! Фотограф СССР
Шрифт:
Подосинкина замирает в дверях.
— Вы проследите за сотрудниками, — напутствует Грибов, — пусть они окна за собой закрывают. А то в следующий раз Вас украдёт кто-нибудь, а они не заметят.
При этих словах младлей Степанов неожиданно краснеет, как рак.
— Нам надо поговорить, — заявляет Подосинкина, едва мы выходим из отделения.
— Пошли, — я разворачиваюсь и шагаю в сторону речки.
Мне при этом разговоре свидетели не нужны. Няша топает за мной и
— Альберт, — ноздри точёного носика Подосинкиной раздуваются от гнева, — скажи честно, ты что, действительно что -то украл?!
— Ни в коем случае, — ухмыляюсь, — всё украдено до нас!
Эта фраза из старого фильма и подала мне идею. Вчера, когда Комаров достал бумагу, я понял, что Подосинкину хотят подставить.
Хотя она уже исчерпала лимит спасения своей прекрасной попы от жизненных невзгод, я решил "вписаться" ещё один раз. Няша полностью устраивала меня как главный редактор. Ждать, пока назначат нового, означало терять кучу времени. И не факт, что я с ним сработаюсь. А вот с блондинкой — наверняка.
Плюс, вопрос с оборудованием зависнет тоже на неопределённый период. Было заманчиво получить деньги обратно, а техникой продолжать пользоваться. Только Комаров этому отчаянно сопротивлялся.
Вчера, после визита в райком, я вернулся в редакцию. Заглянул в лабораторию и поднял шпингалеты на обоих оконных фрамугах. После провернул в замке ключ туда и обратно и оставил с чистой совестью на гвоздике.
Ночной Берёзов был тёмным и безлюдным. Я дождался трёх часов, потом залез в окно лаборатории. Свою "добычу" я набирал наугад, а с коньяком и яблоками просто повезло. На всякий случай я закрыл окно, через которое проник внутрь, и вместо этого распахнул створки в комнате, где стояли четыре рабочих стола.
Больше всего я боялся, что кто-нибудь хозяйственный прихватит узел с "добычей", пока его не найдёт няша. Но всё обошлось, или законопослушность местных оказалась на высоте.
Утром я как ни в чём не бывало, пошёл бегать. На место преступления я прибыл, когда расследование шло полным ходом.
— Что значит, "до нас", — возмущается няша, — прекрати дурачиться!
— "Дурачиться"?! — я двигаюсь на неё, так что блондинка упирается попой в перила, — Мне вчера Комаров показал опись имущества с ТВОЕЙ подписью. Там техники рублей на триста. Это ты дура, раз поставила свою подпись за оборудование, которого нет.
— Не смей…
— Дура… дура… дура… — тычу в неё пальцем при каждом слове, — ты не врубаешься?! Это хищение социалистического имущества! Уголовная статья! Ты хотела лет на пять на север съездить?! Репортажи о сибирских соснах писать?!
Подосинкина белеет как полотно.
— Я не помню никакой описи, — лепечет она, — когда приехала работать, я много что подписывала… я же не знала ничего… мне никто не объяснил…
— Ты же взрослая девочка, Марина, — говорю с ней не как подросток, а как тридцатилетний мужик, — красивая, умная… Какого хрена тебя всё время приходится спасать?!
— Так ты сделал это ради меня?! — глаза у няши на мокром месте.
—
Подосинкина улыбается сквозь слёзы и вдруг порывисто прижимается ко мне всем телом.
Мои ладони сами собой ложатся ей на попку. Они гладят упругие ягодицы. Блондинка вздрагивает и жмётся ко мне ещё сильнее. Её губы пахнут земляникой. Такой чистый и нежный запах, словно целуешь не обычного человека, а лесную нимфу.
Тело дико реагирует в ответ. Гормоны бушуют, заглушая любые попытки разума пробиться на волю. Чувствую телом её упругую грудь.
Понимаю, что сейчас в порыве благодарности и страсти, я могу поиметь её прямо здесь. Ну, разве что, отведу в сторонку, чтобы прохожие советами не мешали.
Разверну, приспущу трусики и возьму с комсомолки компенсацию за моральный ущерб натурой.
Пытаюсь соображать из последних сил. Подосинкина, это абсолютно разрушительное существо. Идеальный шторм в женском обличии. Настоящая обезьяна с гранатой. Сегодня она отдастся мне со всем прилежанием, а завтра решит, что я ей грязно воспользовался.
Колоссальным усилием воли открываюсь от блондинки.
— Нельзя, — шепчу ей. —раньше надо было думать, Марина. Раньше было можно, а теперь нельзя.
— Почему-у? — капризничает она, не принимая мои слова всерьёз.
— Ты начальница, а я подчинённый, — поясняю, — как нам после этого работать вместе? Решат, что я свою должность через постель получил, как на загнивающем западе.
А еще ты будешь следить за каждым моим шагом, и если что-то не понравится, со свету сживёшь, думаю про себя. Одну сцену ревности я уже видел, и повторения не хочу. Иметь отношения с начальницей, это хуже, чем жениться. Особенно с такой эмоционально неустойчивой. Шаг влево, шаг вправо — попытка к бегству.
— Но ты мне будешь должна, — шепчу ей на ухо.
— Что должна? — не отказывается Подосинкина.
— Как что? Фотосессию, конечно.
Глава 22
Проводив Подосинкину до редакции, я первым делом, направляюсь к Комарову. Пожинать плоды победы следует немедленно.
— Павел Викентич? — стучусь в знакомую дверь.
Я ожидаю вопросов, придирок, разоблачений. Комаров, как никто другой в курсе, что никакое оборудование украсть не могли. Более того, если он не полный дурак, то уже сложил два и два и понял, что всё это устроил я.
Но Комаров умеет держать удар. Он даже выдавливает из себя улыбку. Затем берёт у меня чеки на аппаратуру, пишет от руки сопроводительную записку и отправляет меня с ней в бухгалтерию.
Молодящаяся дама лет тридцати внимательно оглядывает меня с ног, до головы.
— Молодой человек, вы что, волшебник? — эффектно округляя губы спрашивает она.
— Игорь Кио, — соглашаюсь, — а что? Вам достать кролика из шляпы?
— Девочки, посмотрите на него!
Из смежной комнаты выглядывают две "девочки", ровесницы первой. В своём боевом макияже с ярко-голубыми тенями они кажутся мне близняшками. Только одна с чёрными волосами, а вторая с рыжими.