Стоп. Снято! Фотограф СССР
Шрифт:
На этот раз расстаёмся мы вполне приятельски.
Обливаюсь дома водичкой из ведра, что в последнее время заменяет мне душ, и делаю себе отметку, что пора позаботиться хотя бы о летнем варианте этого элементарного удобства.
Моя родительница, как и большинство берёзовцев, по этому поводу не переживает и ходит два раза в неделю в общественную баню. А летом народ запросто купается на речке, причем в укромных местах и вовсе неглиже.
Завтракаю на скорую руку и бегу на своё новое место работы. А то Подосинкина еще чего-нибудь себе надумает,
Редакция газеты "Вперёд!" располагается в самом дальнем конце центральной улицы Ленина. Здание это в какой-то мере историческое. Именно здесь заседал совет крестьянских и солдатских депутатов под руководством тов. Хренова.
Некторые несознательные краеведы потом объявят, что большевиком товарищ Хренов не был, а был он махновцем, и занимался по большей части обобществлением имущества, в особенности продовольствия и крестьянских жен. За что его земляки и шлёпнули прямо во дворе того самого дома.
Сейчас же память о легендарном товарище бережно хранится. Пример тому, мемориальная табличка у входа в редакцию.
Внешний вид редакции не впечатляет. Это приземистый и длинный одноэтажный дом с маленькими окошками, выкрашеный голубой краской. До революции здесь, видимо, была какая-то заготовительная контора.
Зато стены толстые. Зимой будет тепло. а летом не жарко. Ныряю в дверь и попадаю в прохладу прихожей. Благодать!
По центру здания идёт длинный коридор, от которого расходятся двери кабинетов. Не смотря на ранний час, в глубине тарахтит пишущая машинка. Иду на звук.
— Доброе утро Марина Викторовна.
Подосинкина поднимает глаза. Во взгляде тщательно демонстрируемое равнодушие.
— Здравствуйте, Ветров. Вы по какому делу?
Спина напряжена. Подбородок поднят. Так и ждёт, что я начну отношения выяснять. Это для девочек, лучшее развлечение. Не дождётся. Нет у нас отношений, и выяснять нам нечего.
— Не терпится приступить, Марина Викторовна! — вытягиваюсь по стойке смирно, — партия сказала надо...
— Не ёрничайте, вам это не идёт, — кривит губку Марина.
— Я не ёрничаю, я полон энтузиазма, —начисто игнорирую её капризки, — мне нужно лабораторию посмотреть. А то после, вы меня в штат возмёте, задач нарежете… А снимать мне чем? Пальцем? А фотографии печатать?
— Похоже, вы и пальцем неплохо справляетесь, — фыркает Подосинкина, — модели довольны?
— Хотите попробовать, товарищ редактор? — отвечаю.
Блондинка краснеет. До неё только доходит двусмысленность этих слов.
— Я про фото!
— Я тоже.
Подосинкина резко встаёт, роняя на пол стопку листков бумаги. Наклоняется чтобы их поднять. Я делаю то же самое, и мы едва не сталкиваемся лбами. Редакторша отшатывается, словно её бьет электричеством.
— Пойдёмте, — она выпрямляется, — покажу лабораторию. Работы там непочатый край.
В коридоре она снимает один из ключей с дощечки, в которую вбиты гвоздики и шагает по коридору. На ней
Все двери в редакции еще закрыты. Особого трудового рвения среди сотрудников я не замечаю. Подосинкина доходит до одной из дверей, поворачивает ключ и тянет ручку на себя.
Просторное помещение завалено хламом. Сломаные стулья, свернутые в рулоны плакаты, пишущая машинка с перекосившейся кареткой, кадушка с фикусом, который засох раньше чем Подосинкина появилась на свет…
— А из фото-оборудования что-нибудь есть? — уточняю.
— Ищите, — машет она рукой. — я не нашла.
— И куда это всё?
— Вытаскивайте на улицу, — говорит. — Как закончите, я трактор вызову. Увезут.
Она разворачивается на каблучках и уходит в свой кабинет. Помощи мне ждать не приходится. На Подосинкину, которую я пару дней назад угощал мороженым, эта фифа не похожа совершенно.
На обычного, среднестатистического мужчину такие перепады оказывают шоковое воздействие. Он начинает копаться в себе, ищет, в чем неправ. Потом извиняется. Всё ради того, чтобы вернуть ту милую кошечку, что мурлыкала для него вчера.
Прав поэт: "для женщины прошлого нет". Она меняет настроение так, как ей удобно в данный момент. И не в домёк ей, что после этого мужчина частенько меняет женщину.
Я замыкаю лабораторию на ключ и отправляюсь за Женькой. Вдвоём веселее, и хотя друг достался мне "по наследству" от прежнего Алика, я привыкаю к нему как к неотъемлимой части моей новой жизни. Наверно потому, что в прошлом у меня друзей не было. Были приятели, собутыльники, бизнес-партнеры. А вот чтобы "друг"…
Так, чтобы отдать последнюю рубашку, ввязаться в безнадёжную драку… Или с утра таскать тяжеленные пыльные столы и стулья, которые лично тебе на хрен не упали.
— И ты не пойдёшь в политех? — в третий раз переспрашивает Женька.
— Не-а.
—А теть Маша в курсе?
— Нет, пока.
— А Лидка?
Блин, неужели Алик делился с другом своими свадебными планами? Хотя, похоже, у этих двоих секретов не было.
— Ну а что, —говорю, — жениться-то я не отказываюсь. Будем с ней вместе на сессии в город кататься. Угу, на мопеде. Блин, Жендос!
Стол чуть не падает мне на ногу. Женька выпускает его из рук. Он ржет, держась за живот.
— Да она от тебя сама сбежит! — стонет он, — "вместе кататься...". Вот облооооом ей выйдет!
— Только не рассказывай никому, — говорю, — пусть сюрприз будет.
— Могила! — клянётся Женька.
Мимо нас на работу подтягиваются сотрудники. Проходит грузный мужик лет пятидесяти, с усами как у Пабло Эскобара и отвисшими бульдожьими щеками. За ним проскакивает невзрачный мужчинка непонятного возраста с жидкими волосами, зачёсанными на лысину.
Прыгающей, птичьей походкой появляется седой, как лунь старик в толстенных очках, из-за которых выглядывают живые мальчишеские глаза. Он останавливается возле нас и с любопытством интересуется.