Стопроцентные чары

Карпо Катти

Царапающая боль резанула по разуму. Внутреннюю часть черепной коробки начало покалывать, и девушке на миг показалось, что это «что-то» сейчас вытолкнет глазные яблоки наружу.

Аркаша хотела распахнуть глаза, но веки, словно приклеенные, не желали подниматься.

Ржавая дверь в ее сознании, как в тот раз при лечении Виктории, скоблила по каменному полу, открываясь подергиваниями и рывками, будто кто-то дергал ее на себя и одновременно, передумав, толкал обратно, а потом, вновь изменив решение, резко встряхивал. Аркаша почти увидела эту самую дверь —

землистокоричневую, наполовину темно-зеленую, словно покрытую плесенью, и исчерченную сверху донизу угловатыми трещинами.

Под невыносимый скрежет Аркаша наблюдала, как расширяется проем — еще чуть-чуть и ее худощавое тело сможет протиснуться туда. Стоп, откуда материальному телу взяться в сознании?

«Не пойду... не пойду туда».

— Ящерка... ящерка... представь ящерку.

Аркаша похолодела. Тихий голос начал подступать к ней со всех сторон, словно противник, использующий хитрый прием в атаке. Мужской ли, женский ли, детский, старческий, хрипящий, сопящий, глухой, истеричный, визгливый — невозможно было определить, каким был этот голос. Он не обладал эмоциями, он не имел цели.

— Ящерка... саламандра... огонь.

Образ двери исчез. Перед глазами предстала бескрайняя зеркальная гладь. Ни неба, ни горизонта, ни ветра, ни солнца. Просто. пространство.

Аркаша глянула вниз, но не увидела ни своих ног, ни отражения себя в зеркальной поверхности.

— Что представить?

Прозрачный сгусток, напоминающий каплю расплавленного металла размером с кулак, отделился от единственной здесь поверхности и завис в воздухе. Он был неподвижен всего секунду, а затем принялся расти в высоту и вширь, пока его контуры не напомнили человеческие очертания.

Визг. Аркаша решила, что и правда слышит свои вопли, но, прислушавшись, поняла, что пустое пространство по-прежнему наполняет тишина.

Капля металла между тем завершила преобразование. На Аркашу смотрела. Аркаша. Более худая, чем обычно, с растрепанными и ужасающе спутанными волосами, с кожей, обтягивающей череп и кости на манер одежды. Наверное, так бы она выглядела, с месяц помотавшись по помойкам с Понтием.

А еще на ее двойнике не было одежды, что ничуть его не смущало. Ребра четко обозначались под стянутой кожей, но в остальном копия была бесполой. Голову Теньковской как будто приделали к огромному кукольному телу.

— Что представить? — спросило существо.

А Аркаша все смотрела и смотрела на него, желая только одного: громко заорать и кричать, покуда не откажет горло.

— Ящерку. Саламандру.

Аркашин двойник начал дергаться, и девушка вдруг осознала, что она больше не наблюдает за его действиями со стороны. Она стала им. Или он стал ею. И их дерганье синхронизировалось.

А бесцветный голос никуда не пропал. Он продолжал обволакивать слух и в то же время царапать, поглаживать и щипать.

— Я не хочу ничего представлять, — слезливо промямлила Аркаша, поднимая к глазам свои новые руки — податливые, как теплый пластилин.

—

Представление лишь часть осознания, — прошелестел голос. — Осознание же часть истины. Истина — малая часть Абсолюта. Абсолют абсолютен. Остальное — результат смены формы. Но Абсолютному Знанию Доступно Изначальное. Все имеет начальную форму. Все. Абсолюту ведомы все стадии от результативного до первичного. Любую стадию можно узреть. Абсолютное Знание видит каждое отражение. Абсолют может отразить конечный результат до каждой предшествующей ему формы. Абсолют абсолютен.

— Что за бред! Проснись! Проснись! Проснись!

— Что представить?

— Ничего!

— Представить ящерку, — не согласился голос. — Что представить?

— Не надо мне ничего!..

— Что представить?

Аркаша невольно подумала о ящерке. Однако ведь ей нужна вовсе не ящерка...

— Саламандра. Абсолютному Знанию открыто Изначальное. Огненная саламандра не есть первичное. И огонь ее не есть первичное. Отразить конечную форму до предыдущей формы... Абсолюту известны все стадии.

— Отразить?

— До предшествующей стадии. А предшествующую стадию до предшествующей ей стадии. И так до возвращения к Изначальному.

Пространство вокруг Аркаши начало ходить ходуном.

— Каша! Каша! Эй, ты что?!

Резко открыв глаза, девушка с ужасом уставилась на трясущего ее за плечо Джадина.

— Эй, ты почему так долго сидела зажмурившись?

Аркаша медленно перевела взгляд на палец нефилима, где все еще весело колыхался маленький огонек.

— Саламандра не есть первичное, — пробормотала она.

— Что? — Джадин наклонился к ней еще ближе.

— И огонь не есть первичное. И то, что предшествует огню — не первичное.

— Чего это ты там бубнишь? Ни черта не слышу.

— Любую стадию можно вернуть. — Огонек на пальце завораживал. — Любую стадию можно отразить.

Боль навалилась неожиданно, невидимые когти начали рвать мозг. Укусы внутренней части глазных яблок стали просто невыносимыми.

Аркаша издала стон и схватилась за лоб, силясь удержать то, что, казалось, вот-вот вырвется из ее головы.

— Любую стадию...

— Эй, да что с тобой? Эй, Темная, тут с этой что-то...

— ...можно отразить до предшествующей ей. — С трудом подняв руку, Аркаша потянулась к огоньку.

«А что предшествует огню?»

«Абсолютный жар», — подсказал ей тот же голос.

Пришлось поднапрячься, чтобы разлепить пересохшие губы. Ради одного слова, произнесенного тише самого неслышимого шепота.

— Отрази.

Огонек на пальце Джадина пугливо дернулся. И в следующий миг к потолку аудитории взметнулся столб раскаленного пламени.