Стороны света
Шрифт:
– Много, лисенок, но она вечное пламя, в ней и самой довольно жизни.
– Я знаю, что ты делаешь, – руки Лисии вновь легли сверху и сжали его пальцы и тот легкий ментальный щит, что поставил Альвине пошел рябью – так сильно она желала удостовериться в том, о чем догадалась. – Ты ждешь. Пока станет взрослым Рикорд, когда вырастет Дара… Просто ждешьее.
– Да, Лиссэ, я жду, – ответил Альвине и открылся. Сам. И вновь видел себя сквозь отражение чужих глаз, а Лис показалось, что она ослепла на миг, так ярко он сиял. Нереальный, как видение дрожащее на
– Жду мое сокровище, мое предназначение, хаэл’ин’тэс, – произнес он, и мир отозвался музыкой. – Мне это не сложно. Ждать – одна из немногих вещей, которые я делаю идеально.
8
Проводив Лисию и немного нарушив закон по допустимому эмпатическому воздействию, успокаивая разнервничавшуюся беременную женщину, Альвине поднялся наверх и все же привел в порядок внешнее. Внутреннее тоже не мешало бы, но это долгий процесс. Через пару часов у него встреча в магистрате, а до этого он хотел заглянуть в школу.
Альвине часто казалось, что он играет в прятки. С собой в том числе. Особенно сейчас. Останавливая магмобиль у старого въезда, как десятки раз до сегодняшнего дня, он точно знал, что Холину это не понравится, и у того опять возникнет желание уронить авторитет главы дома Эфар на что-нибудь потверже. Особенно на фоне недавних событий.
Чувство благодарности за жизнь дочери при рождении у замнача по оперативной работе таяла пропорционально ее взрослению. Оно, это чувство, в принципе, было такой же редкостью у темных, как бескорыстие, и чаще всего принимало вид «я вам должен, я вам прощаю», поэтому посмотреть на звездочку Альвине ездил будто бы тайком. Не очень-то утаишь красный «феррато» в сквере, где красного нет ровным счетом ничего.
Немного посидев в салоне, Альвине вышел, обогнул школу вдоль ограды и вошел во двор сквозь арку с гербом и вензелями. Это было старое заслуженное учебное заведение 1-й ступени для темных одаренных со своими традициями и правилами. Классы по уровню дара, мальчики отдельно от девочек, дисциплина и правила. Лояльность попечителей заключалась лишь в том, что здесь больше не смотрели на чистоту крови. Так что уши Альвине хоть и выглядели во дворе школы для темных немного неуместно, но не экзотично. Обычный костюм, рубашка, галстук-лента, волосы… короче, чем принято, но это от частых стрижек. Сравнительно недавно в отрастающем золотистом-каштановом перестало мелькать тускло-серое.
А вот пожилой и грузноватый вахтер себе в фантазиях не отказывал. Эфарель, если бы захотел, вполне мог бы не прилагая особых усилий все в красках увидеть, так самозабвенно этот любитель сетесериалов «Темные и знаменитые» и «Дивные тоже плачут» всякий раз додумывал причины визитов довольно известного эльфа к детям довольно известного темного.
Альвине встал напротив широкого окна, позволяя себя рассмотреть, и кивнул как старому знакомому. Вахтеров в школе было двое, но т’анэ Эфар неизменно попадал на смену этого. Удобно, не приходилось
Элена вышла за две минуты до трели звонка, остановилась на ступеньках крыльца, серьезная. На ней был длинный сарафан с кружевной рубашкой в рюшах. Под воротником – узкая черная ленточка небрежным бантом, на поясе – сумочка-мешочек. Она как хомячок, всегда таскала с собой множество мелочей, а Альвине понял, что впервые явился без подарка. Все женщины, сколько бы ни было им лет, всегда ждут подарков, даже когда не ждут. Этим секретом с ним однажды поделились, и Эфарель старался следовать совету. А сегодня вдруг забыл.
Элена тем временем подошла, шурша подошвами по дорожке, будто ей лениво было как следует приподнимать ноги при ходьбе. Альвине нравился звук. Они как раз успели отойти в угол двора, к разлапистому дереву, словно специально созданному для лазания, когда сигнал все же прозвучал, и из дверей школы вынеслась галдящая, как встревоженная воронья стая, группа младших детишек.
Дара покосилась на них с сочувствием, провела пальчиком по левому наушнику, приглушая звук и, приподняв голову, тепло улыбнулась.
Альвине присел, чтобы быть с ней одного роста и чтобы вечно падающий на глаза черный шелк волос, который так и хотелось заправить за ухо или под ободок наушников, не прятал волшебство. Дара потянулась первой. Погладила синяк на скуле, скрытый мороком.
Больно?– спросили темно-синие в искрах света бездны глаз, и риски бровей трогательно приподнялись.
– Капельку. Но я сам виноват.
Говорить было не обязательно, она могла слышать его без слов, стоит приподнять щиты, но это пока лишнее, и ей так привычнее, хотя сама Элена редко пользовалась звуками для общения, только когда иначе никак.
Ничего, – пальчики коснулись груди над сердцем, –я понимаю.И он поймет, но ему это сложнее.
– Я ничего тебе не принес, звездочка.
Хватит подарков. Трех было достаточно. Моя очередь.
Она ослабила тесьму на сумочке и вытащила оттуда вереницу крупных каменных бусин на тонкой золотистой цепочке-шнурке, разделенной аккуратными плотными узелками. Лежащее поперек детских ладоней украшение смотрелось грубовато, но гармонично. Его портило только то, что в некоторых местах бусин не хватало.
– Что это у тебя?
– Бусы. Прабабушкины, ее звали почти как меня, – сказала Дара словами. – Мы гостили в Холин-мар, я нашла коробку в комнате, где папа спал, когда там жил. Дедушка Кастор позволил мне взять их. Сказал, что они больше мои, чем чьи-либо еще, и что так будет правильно. Я сама нанизала их на шнурок.
– Красивые
– Да, – согласилась она, – жаль здесь бусин не хватает. – Посмотрела на дно души спокойно и тепло, осторожно касаясь шрамов и сколов, и от ее взгляда шрамы разглаживались, а сколы – исчезали. – Ты свою тоже потерял.