Сторожевые записки
Шрифт:
Если коротко, то вот что случилось: Хони "выступил" снова перед реформистской молодежью, которая празднует шабат в библиотеке отдельно от ортодоксов. То есть они бы не против и вместе, однако ортодоксы сказали им со рвением: "Шлимазлы! Вы тут нам весь кашрут нарушите. Полугои вы какие-то... В общем, не до конца евреи!" Но дело в том, что если не набирается десять человек, то шабаш шабату! И на сей раз не хватало двух, поэтому решили так: значит, будет не настоящий шабат, а учебный! И вот эти восемь юнцов не догадались сказать, что Хони - гений. Он упал, борода его задралась к небу красивой лопатой:
"Я убью себя, я страшен
Наум вызвал психиатрическую бригаду. Поскольку он сам врач, то по телефону так и сказал, что дело серьезное, и машина приехала быстро, а не утром и не через сутки, как обычно. Ну тут два течения иудаизма схлестнулись! Сендерецкий, хотя и не любил Хони, но своей властью ночного начальника никаких психиатров не впустил: "Я не вызывал". И побежал к Науму:
"Ты чего, Наумушка, в себе ли? И так уже о нас говорят... говорят, в общем! А теперь еще для всех синагога будет приют сдвинутых?! Нет, х... вам в ноги - никогда этого не будет!" - Он каждый раз направлял этот безотказный орган то в лоб кому-то, то в темя, то в горб - в общем, творчески подходил.
В свое оправдание Наум говорил что-то такое, что можно было принять как призыв к борьбе за чистоту рядов: сюда дети приходят, они могут испугаться и больше никогда ни ногой в синагогу. Тут Сендерецкий взорвался: "Да Хони никого еще пальцем не тронул, а вы... здесь вообще гости! Вас ребе ведь не пускает в субботу в молельный зал, вы в читальне шабашничаете! Вы вообще непонятно кто, реформисты..."
А Хони в это время взял курс на кухню, подгребая веслом бороды воздух. Навалил себе три порции рыбы красной в кляре, насыпал курган гречки, оросил все смертельно острой хреновкой и запировал - один за длинным столом. Тут уж по крайней мере взаимопонимание было: он принимал пищу, а пища не отвергала его, не обижала. Здесь он был полностью состоятелен.
– Кто дал Хони ключ?
– закричали утром поварихи.
– Он съел весь завтрак стариков!
Ну, конечно, не весь, а половину, но поварихи понимали, что чувство прекрасного подспудно диктует: нужна гипербола. Молодой раввин распахнул перед ними бумажник: сколько понадобится, чтобы восполнить? А Хони в это время в раввинской лежал на раскладушке и изо всех сил показывал, что он везде отсутствует, что он спит.
– Всю ночь то играл на гитаре, то что-то писал, - удивленно сказал Сендерецкий (так мало пишущий завидует строчащему обильно).
С трудом растолкали бедного юношу на молитву. Что интересно, по-русски его нельзя было унять, но, когда я увещевал Хони на иврите, он на несколько часов утихомиривался. Молодежь говорила: ради такого необыкновенного эффекта можно и язык изучить!
В это время проходила конференция, устроенная братствами "Хевра кадиша". Как известно, евреям не рекомендуется касаться мертвого тела, есть специальные люди из похоронных братств, которые оказывают усопшему последнее уважение: омывают, одевают в саван, провожают в последний путь. Всюду лежали распечатки программы этой конференции, и я по привычке тотально читающего человека прочел: РАСПОРЯДОК ДНЯ. 1. Знакомство. 2. Обед. З. Агония, признаки агонии, уход за агонизирующим (из опыта работы погребальных братств).
Старый раввин, который приехал на конференцию из Израиля, был впервые в России, и его везде как магнитом магнитило - в том числе и в мой класс, где сидели и веселились разновозрастные ученики.
– Ани гам роце! (Я тоже хочу!)
– Тиканес!.. (Входите.)
У
– А теперь вы на минутку все коммерсанты, - предложил я игру, спросите друг у друга на иврите: как дела?
Кулер-Шерстневский допустил ошибку, и старый раввин сказал ему: "Все, ты потерял свои миллионы: неправильно спросил!"
А ведь не далее как вчера младшая дочь приставала ко мне: как писать обмывальщик или омывальщик? Зачем это, куда? Да вот - для фольклорной практики дали напечатать опросник по похоронно-поминальным обрядам. Опросник был какой-то очень въедливый - он со всех сторон подъезжал к опрашиваемому: "Что происходит с душой человека во время агонии: черт и ангел борются за душу, душу вынимают и пр.?.. Должны ли обмывальщики быть одного пола с умершим?.. Приходит ли душа покойного на 40-й день на сутки домой?" Перекличка событий в последнее время удивляет меня: на работе конференция, дома - опросник. Раньше бы я азартно закричал: вот оно единство мира, смотрите, смотрите, кто не заметил! А теперь вижу, что два похожих события напряглись, как волокна в мышце, стремясь... еще бы знать куда!
Как раз во второй день конференции было практическое занятие в медакадемии. Попросили на некоторое время неопознанное тело мужчины и показали наглядно всем участникам, как нужно обряжать в тахрихин (саван). Смерть, саван, а жизнь конференции и вообще жизнь продолжают кипеть... Штерн с таинственным видом вынес книгу.
– Миша, ты рецензии ведь умеешь писать?
– Приказать мне он не может, а дипломатические подступы капитану трудно даются, поэтому у него получилось что-то среднее.
– Вот еврейские сказки. Захар издал в Кургане. Он мой друг и просит написать отклик. Для меня это все равно, что если б тебе сказали управлять катером. Напиши, гонорар потом придет - из международной еврейской газеты.
– Ну это когда нужно?
– За неделю сделаешь?
Я обещал. И на следующем дежурстве еще только первую сказку прочел и набросал три строчки, как подбежал Хони и спросил, что это я тут пишу.
– Рецензию.
Мой вид - пишущего и читающего без всяких признаков бутылки - его словно вдруг поразил. Он бросился в центр молодежной тусовки и закричал:
– Евреи раньше были совсем другие! Они интересовались не только деньгами! А вы сейчас все думаете о долларах и "мерседесах"!
– О чем, о чем?
– О "мерседесах"!
– Да не о "мерседесах" мы думаем - есть покруче машины, - разумно возразили ему.
Я понял, что он имел в виду: вон русский там что-то корябает, а евреи должны еще в сто раз больше перелопачивать в области духа. И, чтобы подчеркнуть эту свою мысль, Хони упал, стукнулся форзацем, выгнулся и засучил ногами. При этом обрисовалась такая грудная клетка, что было ясно: ничего владельцу ее не сделается. Я сказал Науму:
– По-моему с Хони все в порядке - он не ушибся. Истеричность - это проявление жажды жизни. Когда человек хочет привлечь к себе внимание, значит, он жить хочет.