Стоунхендж
Шрифт:
Завязалась старая добрая драка. Били всех, кто подворачивался, и даже друзья не могли удержаться от соблазна, когда кто-то из них оказывался уж в очень удобном месте для кулака. Били смачно, сопли и слюни вылетали вместе с кровью и хрипами, били в морду, в ухо, под ложечку, только в спину не били да лежачих не трогали, но и лежачие быстро поднимались, чтобы влупить от всего сердца, если не обидчику, то хоть тому, кто оказывался ближе.
Калика сгреб кувшин и отодвинулся в угол, Яра держалась рядом. Томас остался
Томас оскорбленно взревел, поднялся, как сверкающая башня из хорошего железа. Синие глаза отыскали калику. Тот заботливо наливал Яре вина в кружку.
— Сэр калика!
Олег приветственно поднял кувшин, отхлебнул из горла. Яра неспешно пробовала из кружки. Томас ощутил себя обойденным. Ругаясь, пошел пробиваться сквозь толпу дерущихся, получая и возвращая удары.
— Теперь понятно, почему хозяин берет деньги вперед!
— Почему они все берут вперед, — согласился Олег. — В любой стране.
— Да помню, помню...
Они вышли на улицу, оставив за спиной крики и треск дерева. Воздух был свежий, с легким запахом свежего хлеба и конского навоза. Дома стояли по обе стороны мощеной улицы высокие, стены как на подбор из толстых бревен, окошки узкие, в решетках, а ставни из дубовой доски.
Томас внимательно рассматривал дома. Все та же Русь, но чем ближе к Северу, тем дома сумрачнее, не дома, а крепости. Даже заборы не от коз, как на дальнем юге, а от недобрых пришельцев со Степи. Это сейчас князь в дружбе с половцами, а завтра эти стены могут быть нужнее торгового союза.
— Значит, — решил он, — есть что беречь.
— Шкура каждому дорога, — согласился калика.
— Что шкура! Это тоже нуждается в охране.
Он похлопал себя по поясу. Вместо привычного звона, там висел мешочек с монетами, услышал хлопок по металлу. Переменился в лице, ухватил за концы веревочки. Срезаны чисто!
Калика покачал головой.
— А все в драку рвался!
— Неужто они и драку затеяли, — спросил Томас горестно, — чтобы деньги спереть?
Яра сказала ядовито:
— Не только. И крестовые походы для того придуманы!
Томас хотел ответить резкостью, но чувство вины пересилило: у него срезали, не у калики или Яры. Как еще чаша уцелела, могли и ее...Уж больно он на драку засмотрелся. Так девка смотрит на новые наряды.
Понурые, пошли вдоль улицы, заглядывая через высокие заборы, завистливо провожая лотошников с горками свежевыпеченных пирогов. Вроде бы только поели, но когда оказались без денег, сразу снова захотелось есть.
Навстречу бежал голопузый ребенок, ревел во всю мочь, размазывал кулачками слезы. Томас остановился, погладил
— Откуда такое горе? Неужто и у тебя кошелек срезали?
— Не-а! — ответил ребенок, заливаясь горькими слезами. — Моя мама такая злая! У нашей кошечки появились шестеро котят, так она их всех утопила!
— Бедные, — посочувствовал Томас. — А ты их хотел всех оставить?
— Я сам хотел их утопить!
Яра скорчила гримаску, Томас отдернул руку, а калика сказал с волчьей усмешкой:
— Город как город, а люди как люди. Не пропадем, что-то да придумаем.
Томас прислушался.
— О чем кричит этот человек?
Внизу по улице ехали двое. Оба в дорогих одеждах, на баских конях, чванливые, с красными мордами. Один отдыхал, переводил дыхание, второй кричал, надсаживаясь и выгибая грудь, как петух:
— Жители и гости славного града Гороховца! Достославный князь Доброслав кличет вас к себе на пир. Приходите знатные и незнатные, богатые и бедные, сильные и слабые! Никто не будет забыт, никто не обижен...
Они свернули за угол, голоса затихли. Потом слышно было, как закричал второй, слова призыва были те же.
— Имеющий ухи да слышит, — буркнул Олег.
— Гм... У нас король созывает на пир только самых знатных из наиболее благородных.
Яра лицемерно вздохнула.
— Правильно... Когда самим есть нечего, чего всяких звать?
Томас вспыхнул, рука дернулась к мечу. Мгновение глазами пожирал женщину, резко повернулся к Олегу.
— Ты думаешь, надо пойти?
— А как ты думаешь?
— Мы на землях твоей Руси, ты лучше знаешь порядки.
— Да? А я уж думал, что воин Христа везде все знает и обо всем берется судить и рубить с плеча. Что ж, на дармовщину и уксус сладкий. Пойдем, попируем. Ежели взашей не попрут.
Глава 5
Пиры, объяснял Олег английскому рыцарю, длятся по неделе, а то и дольше. На них съезжаются бояре, посадники и старейшины, как свои, так и из других городов. И, конечно же, сходятся свои старшие дружинники и знатные люди. Знатные — значит прославившиеся чем-то хорошим, а вовсе не по знатности предков. Для князя важнее иметь под рукой умного изгоя, которому можно довериться, чем дурака боярина, который талдычит о знатности рода да норовит занять место поближе к престолу.
Каждый двор был обязан поставлять на княжеский пир поросенка или окорок, хмельной мед, битую птицу.
Томас спросил озадаченно:
— А какой сегодня день?
— Пятница.
— Не может быть, — не поверил Томас. — Это я думаю, что пятница, но я считаю по-человечески, а по-росски должно быть все иначе.
— Почему?
— А по средам и пятницам нельзя есть скоромное.
— Что-что?
— Мясное, — объяснил Томас громко, как глухому. — Церковь запрещает!
— Почему?