Стоянка поезда – двадцать минут
Шрифт:
— Петруха не говорил. С документами что-то затянули в поликлинике. Сама знаешь, только свяжись эти справки собирать…
— Интересно, как тёть Аня себя чувствует? Давно к ним не забегала.
— А ты найди время, проведай стариков.
— Тёть Аня, поди, переживает? Как не переживать? Уж больно далеко ехать. На край света почти! Где мы и где эта Германия?! — Танюха вынула из пачки свою любимую сигарету «примы», села на корточки перед открытой дверцей печки, чиркнула спичкой о коробок. Спичка зажглась и тут же потухла. Вторая спичка сломалась. — Блин! Спички пошли непутёвые какие-то. Будто специально
Зная, что русский ветеран находится в клинике, приехав несколько дней назад с сопровождающим, Генрих набрал телефонный номер доктора Канта.
— Как там наш подопечный из России?
— Вполне нормально. Все необходимые процедуры пройдены, готовим к операции. Сегодня проводим консилиум.
— И на какой день она намечена?
— На завтрашний. Российская сторона, правда, немножко затянула по времени, но ничего страшного. Пациент достаточно ровно и спокойно перенёс перелёт из Сибири до Москвы. Говорить о каких-либо опасениях, дорогой мой Генрих, оснований нет. Всё идёт по плану. Состояние пациента в допустимых параметрах, иными словами говоря, в норме. Хочу заметить, Генрих, этот русский товарищ в хорошей, я бы сказал, завидной для его возраста физической форме. Кстати, судя по бумагам, вы с ним ровесники. Даже месяц совпадает.
— А число?
— Он старше на несколько дней. Алло? Ты меня слышишь, Генрих? Что-то в трубке западает…
— Да! Слышу, Клаус! Я попрошу тебя, Клаус…
— Можешь не договаривать, Генрих. Сделаю всё возможное. Обещаю. Это мой долг. И профессиональный, и человеческий.
— Спасибо, Клаус.
— Спасибо, Генрих, скажешь позже.
— Хорошо. Конец связи. Не буду тебя задерживать.
— Да, буду тебе в этом признателен, дружище. Мне пора. Через пару минут консилиум.
Генрих Беккер положил телефонную трубку. Посмотрел на часы. Без четверти десять утра. До назначенной операции ровно сутки…
В прихожей звякнул звонок входной двери. Генрих откинул цепочку.
— Привет, дядя!
— Привет, Вилли.
— Забежал узнать. Ты позвонил, как планировал, Клаусу?
— Только что переговорили с ним.
— И что?
— Ветеран из России находится в клинике.
— Когда назначена операция.
— Завтра. В первой половине дня.
— Дядя Генрих, мы сможем навестить этого русского после операции? Мне так хочется увидеть этого ветерана, посмотреть, что за человек. Близко я никогда не сталкивался с бывшими советскими ветеранами. Единственно, издалека на одной из железнодорожных станций в Сибири. Эти кадры вошли в видеофильм. Интересно, как поживает тот старичок, который торговал на перроне овощами?
— Разумеется, Вилли, навестим, познакомимся. Главное, чтобы хирургическая операция прошла благополучно.
— А можно мне будет пригласить Густава?
— Почему бы и нет?
— Будем
— Да. Непременно. Клаус Кант один из лучших нейрохирургов Германии.
— Я знаю.
— Поэтому, консультируясь с фондом Центра германо-российской дружбы в Берлине, я посоветовал выйти именно на клинику Канта. Предварительно, конечно, встречался с Клаусом и говорил с ним по этому поводу.
— Дядя, а давно ли звонила из России Катерина?
— За несколько дней до того, как русский ветеран, кстати, зовут его Василий, Василий Федотов, прибыл по назначению в клинику.
— С сопровождающим?
— Да, с одним из родственников.
— Катерина сказала, с мужем младшей дочери Василия. Он более-менее сносно говорит по-немецки, потому и выбор пал на него сопровождать пациента.
— Понятно, дядя. Всё в порядке. Теперь, главное, операция. Ты говорил, что речь идёт об осколке?
— Да. Причём ранение было в грудь. В Сталинграде. Серьёзное ранение, — подчеркнул Генрих и поправился: — Серьёзнее не бывает. После этого Василия списали с военной службы и отправили после госпиталя домой. Война для него окончилась в январе сорок третьего. Обо всём этом рассказала Катерина во время одного из наших телефонных переговоров. Видишь ли, Вилли, практически война для нас с ним закончилась одновременно и в одном месте…
— Удивительное совпадение, дядя.
— Причём, как сегодня сообщил Клаус, мы ещё и ровесники.
— Ровесники?! — всплеснул руками Вилли.
— Да. С одного месяца, но он старше меня на несколько дней. В какой-то степени, Вилли, символично, что согласно договорённостям первый пациент оказался участником Сталинграда, где довелось побывать твоему дяде, и родом из Сибири, где тоже довелось побывать твоему дяде.
— Мистика, да и только, — констатировал племянник.
— Реалии жизни, мальчик мой, реалии жизни, — задумчиво проговорил Генрих. Он молча подошёл к окну, слегка дёрнул за тесёмку шуршащих жалюзей, раскрывая место потоку солнечных лучей. В гостиной сразу стало ярко. Солнечные блики заиграли на стёклах прозрачных дверок книжных шкафов, на словно позолоченных массивных рамах картин, висящих на стенах.
— Ты не останешься обедать? — спросил Генрих, видя, как племянник засобирался уходить.
— К сожалению, нет, дядя. В университете на кафедре в тринадцать тридцать сбор дипломников. Опаздывать нельзя.
— Но ведь ещё позволяет время? Я закажу такси!
— Нет, потороплюсь. Надо ещё забежать кое-куда. Перекушу в булочной.
— Чашечка кофе и пирожное? Это обед?
— Приготовь что-нибудь вкусненькое на ужин, дядя.
— Хорошо.
— Да, дядя Генрих, а что с твоим «Фольксвагеном»? Прошла машина профилактику?
— Надо будет узнать, а то начинаю привыкать к общественному транспорту. Кстати, мне нравится. Как бы находишься в гуще событий. А на своей машине быстро туда, быстро сюда. Неинтересно.
— Ничего, дядя, скоро развеемся. Нас дожидается горнолыжная база. Вот кончатся эти дела с Василием.
— Боюсь, что поездка в горы со мной может тебе наскучить, Вилли. Как в прошлый раз.
— В прошлый раз?
— Абсолютно так. Именно в прошлый раз. Я как бы третьим лишним оказался.
— Ты из-за той девушки?