Стоящие свыше. Часть VII. Полутысячелетняя дань
Шрифт:
Волче взглянул на нее недовольно и сказал спокойно и тихо, как маленькой:
– Ты говорила, в нашем доме все будет по-моему… Будь добра, относись к Государю с должным уважением.
Он считал, что так правильно… Фраза оказалась для него непосильно длинной, он прикрыл глаз и несколько раз глубоко вдохнул.
– Не сердитесь, – ответила Спаска. – Я… буду почтительна с Государем, если… вы говорите, что так надо.
– Воистину богиня: она ни во что не ставит власть и богатство, но преклоняет колени перед мужеством и твердостью духа, – улыбнулся Дубравуш, глядя на Спаску. Она кротко опустила взгляд,
– Ты хочешь, чтобы я вышел? – Господин Красен смерил его взглядом. – Не слишком ли бесцеремонная просьба?
– Нет, не слишком.
– Не будем препираться по пустякам. – Красен поднялся. – Но не забудь, что с моей стороны это лишь любезность, оказанная гостю.
Он вышел и плотно прикрыл дверь, Дубравуш же дождался, когда стихнут его шаги.
– Скажи, ты можешь разрушить храм Чудотвора-Спасителя? – спросил он нетерпеливо.
Спаска подумала.
– Это зависит от моего доброго духа. Я не могу предугадать, сколько силы от него получу. А на это нужно очень много силы.
– Я хочу разрушить все храмы в Хстове. Ты поможешь мне?
– Я… не знаю… – Спаска растерялась. – Я должна быть уверена, что Волче ничто не угрожает…
– О Предвечный… – Дубравуш закатил глаза. – Ну хочешь, я захвачу в плен этого лекаря, который творит чудеса, чтобы он ни на шаг не отходил от твоего Волче?
– Нет. Этого я не хочу. – Спаска снова послушно потупила взгляд, а потом покосилась на Волче.
– Она поможет, – вдруг сказал он Государю.
Проводив Дубравуша, Крапа вернулся в гостевую комнату мрачней тучи. Разумеется, он слышал, о чем Государь говорил со Спаской. И конечно, он помнил предупреждение Живущего в двух мирах о катастрофе и предполагал, что рано или поздно она случится, но ему и в голову не пришло, что от него хоть сколько-нибудь будет зависеть срок ее наступления. Крушение храмов Хстова резко уменьшит приток энергии в Обитаемый мир, и эту брешь аккумуляторные подстанции прикроют ненадолго. По сути, крушение храмов Хстова – это или падение свода, или его значительное сужение. Это конец Обитаемого мира, его процветания и богатства. Вряд ли Дубравуш понимает это, даже если и знаком с энергетической моделью двух миров.
Крапа всегда считал, что разумный компромисс лучше непримиримого конфликта, так же как худой мир лучше доброй ссоры. И целью своей всегда видел поиск компромиссов. Собственно, вставая на сторону Исподнего мира, он искренне считал, что ничем не вредит Обитаемому миру, его людям, разве что идет против неразумной и разрушительной политики чудотворов.
Выбор, который предстояло сделать, казался ему чудовищным… Надо или немедленно сообщить о планах Государя в Тайничную башню, или… или промолчать – и это уже не предательство интересов клана, это предательство своего мира, его ни в чем не повинных жителей. Знать о надвигающейся катастрофе и не предупредить? Не сделать ничего для ее предотвращения? Он знал, какой приказ последует за предупреждением: убить девочку-колдунью. Убить Дубравуша. Любой ценой – в этом случае чудотворы за ценой не постоят.
Взывать к совести чудотворов смешно – они пятьсот лет плевали на людей
Уговаривать Дубравуша бессмысленно – что ему за дело до людей Верхнего мира, которые обирали его землю пять веков подряд? Людям Исподнего мира есть за что ненавидеть Верхний мир, есть за что ему мстить. Невинные жертвы одной стороны против невинных жертв другой… Нет, Крапа был не готов выбирать между ними.
Как ни странно, самочувствие Желтого Линя заметно улучшилось после появления Государя: как когда-то (всего месяц назад!) тот радостно удивлялся солнечному ожогу, полученному по неосторожности на Змеючьем гребне, так и теперь с восторженной улыбкой объяснял что-то Спаске. Крапа расслышал только последние слова:
– …неужели не привиделось?
– Да нет же, все так и было. – Спаска тоже улыбалась, и Крапа не мог не чувствовать ее радости, не понимать ее. Да и сам, глядя на улыбку Желтого Линя, растрогался едва не до слез.
Будь парень сейчас здоров, карьера при Государе была бы ему обеспечена, лучшего начала и придумать нельзя… Но Крапа не обольщался: если все пойдет хорошо, кости срастутся не раньше чем через год, и еще неизвестно, сможет ли Желтый Линь ходить и двигать руками.
Если бы он управлял миром, в нем бы не было Храма… Он так сказал… И теперь, когда Государь собирается сделать то, чего ему так хотелось, разве что-нибудь убедит Желтого Линя в том, что это неправильно?
Если рухнет свод, что станет с шансонеткой из ресторана в Славлене? Такая простая история любви… Мелодия снова закружилась в голове – и теперь была окрашена совсем другим смыслом. Да, рано или поздно свод все равно рухнет, но вдруг это произойдет неожиданно для всех? И Йока Йелен не сможет прорвать границу миров? Речь не идет о том, чтобы предотвратить катастрофу, – лишь предупредить о ней. Впрочем, если Йока Йелен не прорвет границу миров, предупреждать о ней бессмысленно – Внерубежье убьет всех. И тогда Исподнему миру тоже придет конец – не сразу, но придет… Даже если рухнет Храм, останутся Надзирающие, имеющие физиологическую потребность отдавать энергию в Верхний мир.
И тогда Крапа вспомнил: судья Йелен. Неподкупный депутат Верхней палаты, оболганный, униженный, но не отказавшийся от своих принципов. В отличие от Хладана, его заботит будущее простых людей Обитаемого мира.
Поздним вечером, сидя в столовой с книгой за чашкой кофе, Крапа прислушался непроизвольно к тихому голосу девочки, не отходившей от Желтого Линя ни на шаг, – дверь в гостевую комнату была приоткрыта, потому что открывать окно Спаска боялась.
– А я вот вам сказку расскажу, раз вам не спится.
– Расскажи, – тихо ответил Желтый Линь.
– Только вы не смейтесь. Я про вас сказку расскажу, можно? Я ее давно сочинила, еще в замке.
Наверное, он кивнул, а Крапа подумал вдруг, что Спаска – дочь сказочника и могла унаследовать от отца способности к сочинительству. Крапа с улыбкой достал из внутреннего кармана самописку и открыл книгу на последних пустых страницах. Он, конечно, знал стенографию, но пожалел, что записывать придется самому, без помощи самого лучшего секретаря Млчаны…