Стоящий у Солнца
Шрифт:
— Ну, если хочешь — будем работать на одну идею, — поправился тот. — Каждый на своем месте.
— А на какую идею? Найти золотишко и поделить пополам?
— Ну что ты так примитивно обо мне судишь? — обиделся Савельев.
— Потому что ты примитивно поступаешь!
— Иногда это надо делать, Сергеич, — выразительно проговорил он. — А то мы вокруг да около, когда требуется проявить волю и совершить определенные, конкретные действия. Если бы я им о себе не напомнил, они бы долго тебя щупали, принюхивались:
— Ну спасибо! — хмыкнул Иван Сергеевич. — Эх, Савельев, Савельев! Учил, учил тебя, да вижу, что зря. Ты самый обыкновенный авантюрист.
— Иван Сергеевич! — прищурился Савельев. — Признайся, ведь ты же меня халтурить учил? Я же не слепой, все видел. Ты же нашел библиотеку Ивана Грозного? Нашел! Я когда пришел в «Опричнину» и стал смотреть твои материалы, все понял. На хрен искать ее, на хрен целый сектор держать...
«Ах ты, стервец! — изумился про себя Иван Сергеевич. — Библиотеку вспомнил...»
— Ничего я не нашел. Это все домыслы!
— Да ладно, можешь не говорить, — отмахнулся Савельев. — Я ведь не об этом... А о том, что ты нашел ее самым авантюрным образом. Ты же ведь теорией не занимался в «Опричнине». Ты покопал архивы немного, с лозоходцами по Вологде походил, анализом позанимался — это что в отчетах есть. А на самом деле ты искал в другом месте и другими способами. Почему теперь меня заставляешь заниматься теорией? Пусть ею Мамонт занимается!
— Мамонт пусть занимается тем, чем занимается, — отчеканил Иван Сергеевич. — Я знаю, на что ты рассчитываешь. Ты хочешь чужими руками жар загрести. И шведы на то же ориентируются! Как всегда: один с сошкой — семеро с ложкой.
— Сергеич, давай так. Моя метода — это моя метода. А вы с Мамонтом делайте что хотите. — Савельев сорвал три ромашки, сложил вместе. — Только давайте все вместе, в одну дуду, в один букет. Без шведов, американцев, французов и всех прочих.
— Это ты меня взялся агитировать?
— Я хочу дело делать.
— Без специалистов, с одними кагэбэшниками и «нелегалами» ты на Урале ничего не сделаешь, — заключил Иван Сергеевич. — Служба у тебя хорошая, но кончатся деньги — и разбежится по другим авантюрам.
— Пусть это тебя не волнует, — поморщился Савельев. — Эти мои проблемы.
— Запомни, Савельев: арийские сокровища — это символ. Их может не существовать вообще.
— Нет уж, Сергеич, — усмехнулся тот. — Если за это дело взялся большой капитал — они существуют. Реально! В тоннах, в каратах! Они всю историю ждали горбачевской перестройки. И Наполеон собирался идти до Урала, и Гитлер.
— Ну что, желаю тебе успеха, — проговорил Иван Сергеевич. — Только есть две просьбы: убери своих людей от Мамонта — «телок» особенно, и не трогай его.
— Я смотрю, тебе мои «телки» нравятся, — ухмыльнулся Савельев. — А для друга пожалел!
Иван Сергеевич подошел к нему вплотную:
—
— И пусть работают, — легкомысленно согласился он. — Профессионалки, им надо на хлеб зарабатывать. А если выгодно для всех фронтов — пусть трудятся. Сейчас, Сергеич, ни одного шпиона не найдешь, чтоб только на тебя работал. Но они все четко представляют, по какой грани ходят, и великолепно знают конъюнктуру. Ты за Августу не беспокойся.
«Гад! — вдруг с ревностью подумал он. — Поди, и тебе слайды показывала...»
Савельев подмигнул и признался:
— Моя слабость. Люблю работать с женщинами. Они не предают.
— Работай, — проронил Иван Сергеевич и направился к лодке. Августа вышла из воды и теперь обсыхала под заходящим солнцем.
— Погоди, Сергеич... Ты же мне ничего не сказал. Ни да ни нет.
— Я, брат Савельев, никогда сразу не говорю.
— Знаю, ты старый темнила. Но все-таки?
— О моем решении узнаешь, тебе есть через кого, — обронил он на ходу. — «Волгу» утром я найду возле будки милиционера. Желательно уже зарегистрированную, с номерами и без бомбы. На мое имя.
— Нет проблем, — заверил Савельев. — Но как ты объяснишь шведам?
— Как-нибудь...
Не останавливаясь, он разбежался и со всей силы вытолкнул лодку на стремнину. Августа уже сидела за рулем. Савельев скакал на одной ноге, натягивая брюки.
Иван Сергеевич сел за греби, но не притронулся к веслам — смотрел на кормчую. И вдруг увидел перед собой ту, которую обрисовывал когда-то Савельеву, выдавая собственные вкусы за вкусы Мамонта.
«Почему ты такая стерва? — думал он, улыбаясь. — Что у тебя, денег не хватает, семья большая? Провалишься — разорвут на две части! И защитить некому будет, дура...»
— Греби, Ваня, — сказала Августа. — Не думай ни о чем.
Он молча взялся за весла и плескал ими без всякого напора и интереса до лодочной станции. Надо было бы обдумать и прокрутить в памяти весь разговор с Савельевым, проанализировать, связать несвязываемые детали, но ничего не хотелось, глядя на Августу. Он чувствовал себя трижды обманутым, и если это возможно уже проделывать с ним, значит, все кончено. Голова не варит, нюх потерян, душа не чувствует — ленивый, старый кот, одним словом...
С тем же настроением он вернулся в особняк и оживился, лишь когда у дверей их встретил швед-переводчик, обеспокоенный долгим отсутствием Афанасьева, гуляющего без охраны. Иван Сергеевич с удовольствием обматерил телохранителя и попросил, чтобы его больше не давали. И если шведская охрана не может обеспечить ему безопасность, то он воспользуется своей собственной, но тогда придется покинуть особняк. Переводчик заверил, что охранник будет сурово наказан и что подобных инцидентов больше не повторится.