Стожары

Мусатов Алексей Иванович

С вечера девочки заготовили перевясла. Захар вызубрил серпы.

Маша не утерпела и обежала с десяток колхозных изб:

— А мы завтра «коншаковку» снимать будем! Хотите посмотреть?

В воскресенье рано утром, когда пшеница была волглой и мягкой, на участке собрались колхозницы.

Пришла Катерина со всем своим звеном, Татьяна Родионовна, Андрей Иваныч, бабка Манефа.

— Тетеньки, вы только не потопчите чего, не сходите с дорожки! — умолял Семушкин, бегая вокруг женщин.

К клетке подошли

Маша и Зина Колесова, стали по углам. Серпы, как и полагается, лежали у них на плечах. Захар кивнул им головой. Девочки сняли серпы и разом нагнулись, словно переломились в поясницах. Левой рукой они захватили по полной горсти пшеницы, подвели снизу зубчатые серпы, с мягким хрустом срезали желтоватые прохладные стебли и положили их на перевясла. Восемь — десять горстей, и сноп готов.

— Федя, вяжи! — кивнула Маша.

Саньке досталось вязать снопы за Зиной Колесовой.

Он не очень ловко, но сильно стянул перевясло, завязал узел.

— А споро идут! — зашептались женщины, следя за девочками.

— Спины не разгибают.

— Захват-то какой, захват!

— Сразу видно — колхозный народ.

— Добрые жницы растут!

Подбадриваемые замечаниями взрослых, Маша и Зина старались изо всех сил.

Серпы так и мелькали у них в руках.

Но вскоре Зина стала частенько разгибаться и потирать поясницу.

— Спинка заболела! — зашипел сзади Санька. — Может, в холодочке полежишь? Тоже мне, жница-синица!

Неожиданно на колючее, как щетка, жнивье шагнула Катерина. Она раскатала засученные рукава кофты и взяла у Маши серп:

— Что у вас тут за пшеница такая?

Аккуратно подбирая стебелек к стебельку, она срезала горсть пшеницы — да такую горсть, что Санька даже ахнул от изумления, — высоко подняла ее на вытянутых руках, попестовала, словно малого ребенка, и оглянулась на женщин:

— Вот это хлебушек! Руки оттягивает, будто гирю держу. Жалко вот, делянка-то маловата.

Катерина нажала два снопа и передала серп Татьяне Родионовне.

— Мы растили, мы сами и уберем! — заволновалась Маша.

— А ты не жадничай, — засмеялась Катерина. — Всем испробовать охота.

Вскоре вся пшеница с пятой клетки была убрана. До полудня снопы сушились на солнце, потом их отвезли к риге, обмолотили, провеяли и, ссыпав зерно в мешок, понесли в правление колхоза.

Все шли серьезные, торжественные, только малыши бежали впереди и кричали на всю улицу:

— «Коншаковку» несут!.. «Коншаковку»!

В конторе члены правления обсуждали какие-то дела.

Ребята внесли мешок в комнату.

— Сюда его, сюда, на почетное место! — Татьяна Родионовна вышла из-за стола, приняла мешок и поставила

его на лавку в переднем углу, где висели план колхозных угодий и диплом Сельскохозяйственной выставки.

— Кто из вас подарок подносить будет? — шепотом спросил у ребят Андрей Иваныч.

— Саня Коншаков, — также шепотом ответила Маша. — Его родного отца пшеница.

— Нет, — покачал головой Санька, — ее Федя спас. Пусть он подносит.

— И совсем не я, а дедушка, — смущенно отказался Федя.

— Что еще за счеты! — остановил их Захар. — «Коншаковка» сама за себя голос подаст. А если цифирь какая нужна, у Маши все записано.

Маша протиснулась вперед, раскрыла свой дневничок и скороговоркой принялась высчитывать, сколько зернышек было посеяно на клетке N 5, сколько взошло, сколько стебельков погибло от стихийных бедствий — в эту графу у нее попали и град, и жук-кузька, и Долинка, по недосмотру забежавшая на участок, и Санька с Петькой — и, наконец, сколько колосков сохранилось и принесло урожай.

Кругом засмеялись:

— Это счетовод! Свела баланец! Нам бы такого в правление.

К мешку один за другим подходили бригадиры, звеньевые, колхозницы, бережно брали на ладонь по щепотке зерна — такого тяжелого, так напоенного солнцем, словно земля отдала ему все тепло и свет, поглощенные ею.

— Золотая пшеничка! — почтительно говорили люди.

— Богатый хлеб!

— Сила!

И так же бережно ссыпали зерно обратно в мешок. Только бабка Манефа, подув на зерно, отправила его в рот.

— Что ты, бабушка! — кинулась к ней Маша. — Целый гектар загубила! — И, услышав смех, заспорила: — Ну да, гектар! Егор Платоныч помните с чего начал? С трех колосков.

Но бабка ничего не слышала. Закрыв глаза, она долго жевала пшеничные зерна, потом громко причмокнула языком, облизала губы и истово перекрестилась:

— Слава тебе… Дожили до белых пирогов.

— Ну что ж, ребята… — Татьяна Родионовна оглядела стоявших у порога детей. — Превеликое спасибо от колхоза. И вам и Захару Митричу. Доброе вы зерно вырастили. Принимаем его в сортовой фонд… Заприходуй, Клаша, — кивнула она счетоводу, — трудодни молодым колхозникам начисли, премию, все как полагается.

— Зерно под номером пойдет или заименуем как? — спросила Клаша.

— Есть уже название… лучшего не придумаешь, — сказал учитель: — в честь Егора Платоновича Коншакова.

Глава 38. БРИГАДИР

Хорошо спится на рассвете! Катерина подошла к кровати и тронула Саньку за плечо. Но сон еще крепко держал мальчика: Санька мычал, натягивал на лицо одеяло, яростно отбивался ногой. Катерина решила было не будить мальчика так рано, но потом вспомнила, какой сегодня день, и вновь наклонилась над ним.