Страх Мудреца. Дилогия
Шрифт:
– Это часть моего очарования.
– Очень юный для этих труб, - пояснил он с довольно вежливым осуждением.
Я помедлил.
Я выглядел старше своего возраста, то есть на несколько лет больше, чем мои пятнадцать.
Насколько я знал, я был самым молодым музыкантом в Эолиане.
Обычно это было мне на пользу, так как придавало новизны.
Но сейчас...
Прежде чем я придумал ответ, из очереди за нашими спинами раздался голос.
– Это не подделка, Кетт.
– Высокая
– Он получил эти трубы, пока тебя не было.
Он заслужил их.
– Спасибо, Мари, - сказал я, когда швейцар пропустил нас внутрь.
Наша четверка нашла столик около задней стены с хорошим видом на сцену.
Я вгляделся в лица вокруг и подавил привычное разочарование, когда не увидел среди них лицо Денны.
– Что это такое было у двери?
– спросил Мане, оглядываясь по сторонам, рассматривая сцену и высокий сводчатый потолок.
– Люди платят, чтобы попасть сюда?
Я взглянул на него.
– Ты студент уже тридцать лет, но ни разу не был в Эолиане?
– Ну, понимаешь.
– Он сделал неопределенный жест.
– Я был занят.
Я не часто бываю на этом берегу реки.
Сим рассмеялся, присаживаясь.
– Позволь мне объяснить тебе это так, чтобы ты понял, Мане.
Если бы для музыки был Университет, он был бы здесь, а Квоут был бы абсолютно оперившимся арканистом.
– Плохое сравнение, - сказал Вил.
– Это музыкальный двор, а Квоут один из мелких дворян.
Мы пользуемся его покровительством.
Вот почему мы так долго терпим его компанию.
– Целый джот, чтобы попасть внутрь?
– спросил Мане.
Я кивнул.
Мане проворчал что-то неопределенное, по оглядывался по сторонам и разглядывал хорошо одетых дворян, расхаживающих по балкону над нами.
– Ну, тогда, - сказал он.
– Полагаю, я узнал что-то новое сегодня.
Эолиан только начал заполняться, поэтому мы убивали время, играя в уголки.
Это была дружеская игра, драб за партию, два за шулерство, но с моей бедностью любые ставки были высоки.
К счастью, Мане играл с отточеностью часового механизма: ни неверных ходов, ни диких поднятий ставок, ни интуитивных решений.
Симмон купил первую партию напитков, а Мане вторую.
К тому времени, когда огни Эолиана погасли, мы с Мане отыграли десять партий,, во многом благодаря склонности Симмона c энтузиазмом перебивать ставки.
Я со злорадным удовлетворением убрал в карман один медный джот.
Один и четыре таланта.
Пожилой мужчина выходил на сцену.
После краткого представления Станчионом он сыграл душераздирающе красивую версию «Последних Дней Таетна» на мандолине.
Его пальцы двигались по струнам легко, быстро и уверенно.
Но
Большинство вещей угасают с годами.
Наши руки и спины деревенеют.
Наши глаза тускнеют.
Кожа грубеет, и красота теряется.
Единственное исключение - голос.
Если о нем правильно заботиться, то голос только становится слаще с годами и при постоянном использовании.
Его голос был, как сладкое медовое вино.
Он закончил песню под сердечные аплодисменты, и через секунду включился свет, а комната заполнилась разговорами.
– Между выступлениями есть перерывы, - пояснил я Мане.
– Чтобы народ мог поговорить, размять ноги и сходить за напитками.
Но если заговорить во время чьего-то выступления, не помогут даже Тейлу и все его ангелы.
– Мане обиженно фыркнул.
– Не переживай, что я опозорю тебя.
Я не полный варвар.
– Просто по-честному предупреждаю, - сказал я.
– Ты рассказываешь мне, что опасно в
Артефактной.
А я рассказываю, что опасно здесь.
– Его лютня была другой, - сказал Вилем.
– Она звучала, не как твоя.
И была меньше.
Я сдержал улыбку и решил не раздувать из этого проблему.
– Такие лютни называются мандолинами, - сказал я.
– Ты же сыграешь, не так ли?
– спросил Симмон, ерзая на своем сидении, как неугомонный щенок.
– Тебе стоит сыграть ту песенку, что ты написал про Амброза.
– Он промурлыкал мелодию, а потом напел:
«Мул может читать и магии обучаться, Ведь в отличие от юного Роза он осел лишь наполовину.»
Мане захихикал в кружку.
Вилем скорчил редкую улыбку.
– Нет, - сказал я твердо.
– Я закончил с Аброзом.
Мы квиты, насколько я
знаю.
– Конечно, - сказал Вил невозмутимо.
– Я серьезно, - сказал я.
– От этого нет никакой пользы.
Все эти взаимные выпады только раздражают магистров.
– Раздражают это еще мягко сказано, - сухо заметил Мане.
– Я бы не совсем так выразился.
– Ты должен ему, - сказал Сим, его глаза сверкали гневом.
– Кроме того, тебя не лишат членства в Аркануме просто за песню.
– Нет, - сказал Мане.
– Они просто поднимут плату за обучение.
– Что?
– сказал Симмон.
– Они не могут сделать такое.
Плата за обучение основывается на интервью допуска.
Мане фыркнул, на что эхом отозвалась его кружка, и сделал еще один глоток.
– Интервью - только часть игры.
Если ты можешь себе позволить платить, они выжмут из тебя побольше.
То же самое, если ты устраиваешь им проблемы, - он серьезно поглядел на меня.
– В этот раз у тебя и то, и другое.