Страх высоты
Шрифт:
– Людей притягивает необычное.
– Вас особенно?
– Вы имеете в виду мою специальность? У нас будничного ничуть не меньше, чем в любой другой профессии. Ватсон был знаком с Шерлоком Холмсом тридцать лет, а смог описать всего полсотни случаев из его практики. Из них добрая половина, строго говоря, повторяется. А ведь Холмс был гурманом. Он снимал сливки и не занимался карманными кражами. Вы знаете, что такое карманщик? Поверьте, это не профессор Мориарти. И вообще преступник как личность очень редко интересен.
– Вы, конечно, говорите о заранее продуманном преступлении? Но может быть вспышка, неожиданная вспышка гнева, ненависти, презрения наконец... Разве вы никогда не сочувствовали преступнику?
Мазин помедлил с ответом.
– Я, кажется, задала нетактичный вопрос? Простите, но дома я опять забыла, что спрашивать должны вы, а не я.
– Мне не хотелось бы спрашивать.
Инна улыбнулась:
– Рассчитываете на добровольное признание?
Мазин ответил серьезно:
– Да.
Она спросила тоже серьезно:
– А если я не виновата?
– Тем более.
Мазин потрогал древко ассегая.
– Думаете, человека можно убить только такой штукой?
– Вы все-таки считаете, что Антон убит?
– Я только хочу узнать: стоило ли его убивать.
Инна доставала из буфета чашки.
– Узнать у меня?
– И у вас.
– Приговоры выносит суд. А я не могу решать, стоит ли убивать человека.
– Суду это тоже не всегда просто. Но наше положение легче. Тихомирова нет в живых, и, вынося ему приговор, мы можем не опасаться, что его придется приводить в исполнение.
– Нам грозит другое.
– Что именно?
– Может оказаться, что мы его уже привели.
Мазин очень внимательно посмотрел на Инну:
– Вы умная женщина.
– Благодарю вас.
– Это необычное дело, Инна Константиновна. Оно шире статьи закона. Поэтому я и занимаюсь им не так, как полагается.
– А не превышаете ли вы свои полномочия?
– Возможно. За это я отвечу перед начальством.
– Вы признаете ответственность только перед начальством?
Мазин развел руками.
– А перед нами? Не слишком ли много вы себе позволяете, касаясь того, что для вас предмет любопытства, а для других еще кровоточит?
– Я не хочу никому делать больно, и не считайте меня, пожалуйста, человеком, которому доставляет удовольствие подсматривать в замочные скважины. Может быть, мои приемы и напоминают неудачные психологические эксперименты, но они вызваны не любовью к острым ощущениям. Я все-таки следователь, а в обстоятельствах смерти Тихомирова есть моменты, которые нельзя оставить невыясненными.
– Например?
– Например, то, что "Волга" Рождественского стояла ночью у дома, где
Инна звякнула чашками.
– Он не убивал Антона.
– Да, у него есть алиби...
– Вечный удачник!
– ...Но его машиной мог воспользоваться и другой человек.
– Вы хотите узнать, кто он? Или уже знаете?
– Я хочу узнать, стоило ли убивать Тихомирова, - повторил Мазин.
– Разве тех, кого стоит убить, можно убивать?
– Вы обещали мне кофе.
– Если вы не раздумали.
– Нет. Нам предстоит поговорить кое о чем.
– Хорошо. Тогда подождите немного. Можете посмотреть семейный альбом. Так раньше девушки развлекали молодых людей в приличных домах. Альбом на столе.
Инна вышла на кухню, а Мазин, поднявшись с дивана, глянул в окно. Начал накрапывать дождь, мелкими каплями зарябивший асфальт.
Он еще стоял у окна, когда она вернулась.
– Не захотели смотреть карточки?
– спросила Инна, ставя подносик с кофе.
– Нет, я думал.
– О чем?
– Я пытался представить себе, о чем думаете вы здесь, в этой комнате, когда остаетесь одна.
– Я могу сказать. О том же, о чем думают все. О работе, о неприятностях, о новом платье, о болезни тети Даши, о том, что нужно купить в магазине.
– И о том, что жизнь несправедлива?
Она усмехнулась:
– Вы опытный следователь. Но вы ошиблись. Из-за самоуверенности. Вы ведь невысоко цените интеллект преступников. А зря. Я не считаю, что жизнь несправедлива ко мне. Так мне казалось, но это прошло. Теперь я думаю только о том, о чем сказала.
– О работе, о неприятностях...
– И так далее.
– Но разве смерть Тихомирова обычная неприятность.
– Поймали. Да, это не просто неприятность. Для меня. Но об этом долго рассказывать.
– Я не буду вас торопить.
– Вы вызываете во мне доверие.
– Разве это плохо?
– Это будет мне мешать.
– Боитесь, что скажете больше правды, чем хотелось бы?
– Наоборот. Буду искать сочувствия и не смогу передать просто фактов. Тех фактов, которые вам нужны.
– Я знаю достаточно фактов, но не все могу правильно оценить. Может быть, вы поможете мне.
– Что же вам известно?
Мазин шагнул к ней:
– Хотите откровенности? Хорошо. Вот факты! Вы любили Антона Тихомирова, ради него оставили Рождественского. Но он предал вас. Не только вашу любовь, йо и ваше имя, вашего отца. Ой украл его труд. И вам хотелось убить Тихомирова. Но вы не убили его. Вот факты.
Инна смотрела на блестящий кофейник.
– Я не думала, что вы знаете так много. И все-таки вы не знаете почти ничего. Все это совсем не так, кроме одного. Кроме того, что я любила Антона. Остальное - неправда, - сказала она тихо, но убежденно.