Страх
Шрифт:
А стон нарастал и нарастал. Тулаев сглотнул, чтобы выгнать стон из ушей. Барабанные перепонки не отозвались на его просьбу.
Тулаев вскинул глаза от люка, в котором тщетно пытался повторно высмотреть Дрожжина, и они сразу округлились. Небо, зажатое слева и справа базальтовыми челюстями берега, почернело и вот-вот должно было разорваться на куски.
– Что это?
– спросил он спину Балыкина, но вместо ответа получил боксерский удар ветра в лицо.
Черное мгновенно сменилось белым. Исчезли берег, небо, вода.
– Обе вперед средний!
– отвернувшись от ветра, потребовал
от моряка с переговорным устройством Балыкин.
– Есть обе вперед средний!
Через полминуты опять голос Балыкина:
– Что по лагу?
– Стоим!
Ветер хотел затолкнуть лодку в базу, лодка упрямо намеревалась выйти, и в этой жуткой схватке на время установилась ничья. Винты атомохода рубили и рубили холодную свинцовую воду бухты, но свиднуть субмарину хоть на метр вперед не могли.
Тулаев уж и рад был прыгнуть в тепло центрального поста, но рука, вцепившись в какую-то стальную скобу, не отпускала.
Балыкин еще что-то кричал, но кричал уверенно, ему спокойно, даже вяло отвечали, и эти вялые голоса постепенно успокоили Тулаева. Ветер, намертво залепивший снегом рубочные окна, стал стихать. Скорее всего, он понял, что лодку с упрямыми людьми ему не одолеть, и унесся в глубину губы, к поселку.
– Что, снежный заряд?
– спросил выбравшийся из люка
адмирал, командир дивизии.
– Хреновая примета.
Без жены, на которую он тогда, в строевой части, смотрел масляными глазками, он выглядел старше и злее.
– Таких примет нет, - упрямо не согласился с ним Балыкин.
– Ты почему не доложил, что у тебя некомплект турбинистов?
Балыкин посмотрел на Тулаева так, будто это он один виноват в том, что на лодке некомплект турбинистов. Чувство слитности, родства со всеми, кто сейчас терпел на рубке снежную бурю, чувство, которое, как казалось Тулаеву, сжимало здесь всех наверху в единый кулак, мгновенно исчезло.
Тулаев понял, что он все-таки лишний здесь, прощально посмотрел на скалы, которые из зеленых за минуты стали белыми, и тяжело, неумело полез в узкий люк.
10
В центральном посту было теснее, чем в магазине эпохи позднего Брежнева в очереди за колбасой. Кремовый цвет пультов, гул механизмов, колонны выдвижных устройств, стволами деревьев перегородившие отсек, голоса офицеров, - все это настолько поразило Тулаева своей необычностью, что он на минуту даже пожалел, что не стал в юности подводником. В непонятных командах и еще более непонятных докладах скрывалась какая-то тайна. Все в центральном посту ее знали и усиленно старались сделать все возможное, чтобы Тулаев ни в коем случае эту тайну не узнал.
– Тридцать пятый? Тридцать пятый?
–
Коричневый рожок мегафона утонул в щели между его усами и бородой. Механик будто бы хотел сгрызть его эбонитовый корпус, если через минуту не ответит неотзывчивый "тридцать пятый". Вчера у него гораздо лучше получалось выжимать водку из полотенца в стакан.
– Есть тридцать пятый!
– наконец-то ответили из глубины отсека.
– Тридцать пятый, открыть клапаны вентилляции концевых!
– Есть открыть клапаны вентилляции концевых!
Обрадованный механик вынул рожок мегафона изо рта и уже с расстояния объявил и ему, и всему экипажу:
– Принят главный балласт кроме средней... Осмотреться в отсеках. Провентилировать главную осушительную и трюмную магистрали.
В ответ сыпанули монотонные, точно капли осеннего дождя,
доклады: "Отсеки осмотрены, замечаний нет... Отсеки осмотрены...", ну, и так далее и тому подобное. Десять отсеков - десять голосов.
Механик, со столбнячной спиной сидящий на стуле, подался вперед, к приборам на пульте, и Тулаев наконец-то увидел Дрожжина. На нем уже была надета синяя куртка РБ с надписью "СПК" на кармане. "СПК", видимо, обозначало "старший помощник командира".
Скорее всего, во время погружения не полагалось ходить по центральному посту, но Тулаев все же протиснулся между пультами и колонной перископа, обошел адмирала, лежащего посреди отсека на кресле, очень похожем на пляжный шезлонг, и оказался рядом с Дрожжиным.
– Добрый день!
– с политработницким энтузиазмом
поздоровался с ним Тулаев.
Медленными, навек пропитанными усталостью глазами Дрожжин посмотрел на бирку на кармане гостя и ответил чем-то похожим на "Сясьти".
– Мне для доклада комиссии попросили узнать у вас о положительном опыте набора контрактников, - соврал Тулаев.
– А стоит ли?
– лбом и щеками покраснел Дрожжин.
Тоненькая, точно грифелем проведенная черточка усов сохранила северную бледность на подбородке.
– У меня указание, - не унимался Тулаев.
– Раз наверху решили, значит, стоит.
– Ну, не знаю.
– Какие, к примеру, специалисты у вас стали контрактниками?
– Ну, сигнальщик... Ну, еще три турбиниста...
– Они из матросов?
– Нет, - неохотно ответил Дрожжин, - завербовались уже
после гражданки.
– Как это?
– не понял Тулаев.
– Ну, как... Приехали с Большой земли, написали рапорт. Я
их проверил и взял на лодку...
По центральному посту, отражаясь от панелей, загрохотал окрепший до шаляпинских ноток голос механика:
– Глубина девять метров! Крен - ноль! Дифферент - ноль! Провентилированы главная осушительная и трюмные магистрали! Отсеки осмотрены, замечаний нет! Подняты выдвижные устройства...