Страхи мудреца. Книга 1
Шрифт:
Они не отказались, и Баст засуетился за стойкой, разливая пиво в кружки и раздавая их в протянутые руки. Через некоторое время трактирщик тоже молча присоединился к своему помощнику и принялся сновать на кухню и обратно: за супом. За бутербродами. За сыром. За яблоками.
ГЛАВА 47
ИНТЕРЛЮДИЯ
ПЕНЬКОВЫЕ СТИХИ
Хронист, улыбаясь, подошел к стойке.
— Целый час трудился не покладая рук! — с гордостью сказал он, садясь. —
— А не осталось ли тех пирожков, про которые говорил Эли? — с надеждой спросил Джейк.
— Я тоже хочу пирожка! — заявил Баст и сел рядом с Джейком, налив и себе кружку пива.
Трактирщик улыбнулся, вытер руки фартуком.
— Ну, я, кажется, отложил несколько штук, как раз на случай, если вы трое припозднитесь.
Старый Коб потер руки.
— Я уж и не помню, когда последний раз ел свежие пирожки с яблоками! — сказал он.
Трактирщик вернулся на кухню, достал из плиты противень и аккуратно разложил пирожки на тарелки. К тому времени, как он собрался нести их в зал, оттуда уже доносились взбудораженные голоса.
— Нет, Джейк, это тоже был демон! — сердито говорил Старый Коб. — Я тебе это уже говорил вчера вечером и еще сто раз повторю. Я не из тех, кто меняет свои взгляды, как прочие люди меняют носки!
Он вскинул палец.
— Он призвал демона, демон укусил этого мужика и высосал его, точно сливу. Я о таких делах слышал от мужика, который знал одну бабу, которая такое своими глазами видела. Вот почему констебль с помощниками пришел и увел его прочь. Потому что в Амари считается противозаконным водиться с темными силами.
— А я говорю, люди просто подумали, будто это был демон! — настаивал Джейк. — Знаешь же, как оно бывает.
— Да уж знаю! — насупился Старый Коб. — Чай, подольше твоего, Джейкоб, на свете живу! И историю эту я тоже хорошо знаю.
За стойкой воцарилось напряженное молчание. Наконец Джейк отвел глаза.
— Да я чего, я просто так сказал, — пробубнил он.
Трактирщик придвинул к Хронисту тарелку с супом.
— В чем дело, что случилось?
Писец лукаво взглянул на трактирщика.
— Коб нам тут рассказывает про суд над Квоутом в Имре, — сказал он с ноткой самодовольства в голосе. — Помните? Он вчера вечером принялся было рассказывать эту историю, но дошел только до середины.
— Так вот, — Коб обвел слушателей грозным взглядом, как бы говоря: только попробуйте перебить! — Дело было плохо. Квоут понимал, что, если его признают виновным, его вздернут повыше, да так и оставят болтаться.
Коб провел рукой поперек шеи, как будто держа петлю, и свесил голову набок.
— Но Квоут начитался в Университете разных умных книжек и знал немало хитрых уловок.
Старый Коб прервался, отломил кусочек пирога и, зажмурившись, принялся жевать.
— Ох,
Он откусил еще кусочек, и по его обветренной физиономии расплылось блаженное выражение.
— Так вы говорите, Квоут знал немало хитрых уловок? — напомнил Хронист.
— Чего? Ах да! — опомнился Коб. — Ну да, конечно. Понимаете, в «Книге о Пути» есть две особые строчки, и если ты сможешь прочитать их вслух на древней темье, которую знают только священники, тогда, по железному закону, положено обходиться с тобой как со священником. А значит, суд Содружества с тобой ничегошеньки поделать не может. Так что, если прочтешь эти строчки, тебя будет судить церковный суд.
Старый Коб отломил еще кусок пирога и неторопливо прожевал его.
— Эти две строчки называются «пеньковыми стихами», потому как, если ты их знаешь, пеньковая веревка тебе уже не грозит. Церковный-то суд человека повесить не может, понимаете?
— И что же это за строчки? — спросил Баст.
— Да кабы я знал! — скорбно вздохнул Старый Коб. — Но я-то темью не учил. Да Квоут и сам ее не знал. Однако стихи эти заранее выучил наизусть. Потом сделал вид, что читает их, и пришлось суду Содружества его отпустить.
Квоут знал, что у него остается два дня до тех пор, пока тейлинский трибунал доберется до Амари. И принялся он учить темью. Он читал книги и упражнялся весь день и всю ночь напролет. И он был такой способный, что под конец мог говорить на темье лучше, чем большинство людей, которые учили ее всю жизнь.
А потом, на второй день, перед тем как прибыл трибунал, Квоут сготовил себе зелье. Он сварил его из меда, и особого камня, который находят в голове змеи, и травы, которая растет лишь на дне моря. И когда он выпил тот напиток, голос его сделался столь сладок, что всякий, кто его слушал, только и мог, что соглашаться со всем, что он ни скажет.
И потому, — Старый Коб хихикнул, — когда трибунал наконец прибыл, весь суд занял никак не больше четверти часа. Квоут произнес великолепную речь на безупречной темье, все с ним согласились и разошлись восвояси.
— Ага, и жил он счастливо до конца своих дней, — негромко добавил рыжеволосый человек за стойкой.
Сидящие у стойки как-то притихли. На улице было жарко и сухо, дорога пылила, пахло мякиной. Солнечный свет был ярок и жёсток, как золотой слиток.
А в «Путеводном камне» было сумрачно и прохладно. Гости не торопясь доели пироги, в кружках у них оставалось еще по паре глотков пива. И они не спешили расходиться, тянули время с виноватым видом людей, слишком гордых, чтобы быть по-настоящему ленивыми.