Страхи мудреца. Книга 1
Шрифт:
— Как вам показались дороги по пути в Северен? — осведомился я. На дороги любят жаловаться все. Это такая же надежная тема, как погода. — Говорят, на севере разбойники пошаливают?
Я надеялся немного оживить беседу. Чем больше она болтает, тем лучше я ее узнаю.
— В это время года на дорогах всегда кишат разбойники из руэ, — холодно ответила Мелуан.
Не просто разбойники — разбойники из руэ! Она произнесла это слово с таким ледяным отвращением, что я буквально похолодел. Она ненавидит руэ. Не просто недолюбливает, как большинство людей, — она питает к нам искреннюю, неподдельную, жгучую ненависть.
Я
Если не считать этого упоминания об эдема руэ, вечер прошел довольно славно. Мне мало-помалу удалось разговорить Мелуан, и она принялась болтать о всякой ерунде. Изысканный обед тянулся два часа, времени для разговоров у нас было предостаточно. Я обнаружил, что она действительно воплощает в себе все то, что предполагал Алверон: умна, привлекательна, красноречива. И даже то, что я знал о ее ненависти к руэ, не особенно мешало мне наслаждаться ее обществом.
Сразу после обеда я вернулся к себе и принялся писать. К тому времени, когда ко мне заглянул маэр, у меня уже было готово три черновика письма, набросок песни и пять страниц, исписанных нотами и репликами, которые я рассчитывал пустить в ход позднее.
— Входите, ваша светлость.
Он вошел, я поднял на него глаза. Он был уже совсем не похож на того хрупкого, трясущегося старика, которому я сумел вернуть здоровье. Он немного пополнел и выглядел лет на пять моложе.
— Что вы о ней думаете? — спросил Алверон. — Во время вашей беседы она ничего не говорила о своих поклонниках?
— Нет, ваша светлость, — сказал я, протягивая ему сложенный листок бумаги. — Вот первое письмо, которое вы, возможно, сочтете нужным ей отправить. Я полагаю, вы сможете найти способ тайно передать его ей?
Он развернул письмо и начал читать, беззвучно шевеля губами. Я тем временем родил еще одну строчку песни, записав поверх строки аккорды.
Наконец маэр поднял глаза.
— Вы не находите, что это несколько чересчур? — смущенно осведомился он.
— Нет. Вон то, — я оторвался от работы и указал пером на другой листок бумаги, — действительно чересчур. А то, что вы держите в руках, — как раз что надо. В ней есть романтическая струнка. Она мечтает, чтобы ей вскружили голову, хотя, вероятно, не признается в этом.
На лице маэра по-прежнему отражалось сомнение, поэтому я отодвинулся от стола и положил перо.
— Ваша светлость, вы были правы. Эта женщина вполне достойна стать вашей супругой. Не пройдет и нескольких дней, как во дворце будет с десяток мужчин, которые с радостью взяли бы ее в жены. Не так ли?
— Да их уже с десяток, — угрюмо ответил он. — А скоро будет десятка три.
— И добавьте еще десяток тех, с кем она встретится за обедом или будет гулять в саду. И еще десяток, которые будут ухаживать за ней просто из любви к искусству. Сколько из них станут писать ей письма и стихи? Они будут посылать ей цветы, побрякушки, знаки своего расположения. Вскоре на нее обрушится поток внимания. У вас
Я указал на письмо.
— Не медлите! Это письмо воспламенит ее воображение, ее любопытство. Через пару дней, когда у нее на столе будет лежать гора других записок, она будет ждать второго письма от нас.
Он поколебался, потом его плечи поникли.
— Вы уверены?
Я покачал головой.
— В таком деле ни в чем нельзя быть уверенным, ваша светлость. Можно только надеяться. Ничего лучшего я вам обещать не могу.
Алверон колебался.
— Я в этом совершенно не разбираюсь! — сказал он, и в голосе его послышались капризные нотки. — Вот если бы была книга с правилами, которых можно было бы придерживаться!
Сейчас он выглядел совершенно как обыкновенный человек, ничуть не похожий на маэра Алверона.
По правде говоря, я и сам был озабочен не меньше его. Все, что я знал об ухаживании за женщинами по собственному опыту, легко можно было уместить в наперсток, не снимая его с пальца.
С другой стороны, в моем распоряжении был богатейший чужой опыт. Десять тысяч романтических песен, пьес и легенд, вместе взятые, хоть что-нибудь да значат. Что касается отрицательного опыта, я насмотрелся на Симмона, который пытался приударить чуть ли не за каждой женщиной на пять километров от Университета с безысходным энтузиазмом ребенка, пытающегося взлететь. Более того, я насмотрелся на то, как десятки мужчин разбивались в щепки о Денну, подобно кораблям, забывшим о приливе.
Алверон смотрел на меня неподдельно озабоченным взглядом.
— Как вы думаете, месяца хватит?
Заговорив, я сам удивился тому, как уверенно звучит мой голос.
— Ваша светлость, если за месяц я не сумею помочь вам ее покорить, значит, это вообще невозможно.
ГЛАВА 68
ПОЧЕМ ХЛЕБУШЕК
Следующие дни выдались довольно приятными. Светлое время суток я проводил с Денной, в Северене-Нижнем, исследуя город и его окрестности. Мы проводили время, катаясь верхом, купаясь, распевая песни или просто болтая целые дни напролет. Я восхвалял ее беззастенчиво и безнадежно: только глупец мог надеяться заарканить ее.
А потом я возвращался к себе и писал письмо, которое сочинял про себя весь день. Или изливал душу в песне. И в этой песне или письме я говорил все то, чего не осмеливался сказать Денне днем. То, что, как я знал, только отпугнуло бы ее.
Закончив письмо или песню, я переписывал все заново. Слегка сглаживал острые углы, убирал чересчур откровенные пассажи. Мало-помалу подгонял и переделывал, пока наконец результат не подходил Мелуан Лэклесс тютелька в тютельку, точно опойковая перчатка.
Это была идиллия. Отыскать Денну в Северене удавалось мне куда лучше, чем когда-либо в Имре. Мы проводили вместе по нескольку часов кряду, иной раз встречались дважды и трижды на дню, иной раз три-четыре дня подряд.
Хотя справедливости ради следует заметить, что все шло не так уж гладко. Было, было несколько репьев в одеяле, как говаривал мой отец.
Первым из репьев был молодой господин по имени Герред, который сопровождал Денну во время одного из первых наших свиданий в Северене-Нижнем. Разумеется, он знал ее не под именем Денны. Он называл ее «Алора», так ее звал и я до конца дня.