Страховка от жизни
Шрифт:
Я туманно пообещала разобраться с иродом и вновь направила мысли старушки на Замотырину.
— Капитолина Семеновна, а во что была одета Эмма, когда уходила в последний раз из дома?
— Так юбка же на ней красная была и кофта блестящая. Она все лето в этом наряде проходила.
Ваши-то про наряд тоже спрашивали.
— А комнату ее посмотреть можно?
— Закрыта она, комната-то.
— Ничего, я открою.
— Вот она, ее комната. Только ведь нельзя в комнату-то. Ваши же и сказали. А тут Валерка с Люськой живут. Их сейчас дома нет. Они люди хорошие. Я с ними лажу.
Мне
Осмотрев комнату Эммы, я прихватила портрет хозяйки, стоявший на маленьком телевизоре. Жилище ее выглядело довольно убого, лишних вещей не было. Да какие там лишние, если здесь, кроме телевизора, полупустого шифоньера и дивана с грязной обивкой, ничего больше и не было? На всякий случай досмотр я провела довольно тщательно. И ничего, что могло навести на след Эммы, не обнаружила. Да и немудрено: до меня тут работали профессионалы. Они тоже свое дело неплохо знают. Не одна Татьяна Иванова такая умная-разумная.
Я закрыла комнату, и мы со старушкой прошли на кухню, где уже закипал чайник.
— Ты садись, дочка, к столу. Это мой.
На кухне стояли три стола, по внешнему виду которых можно набросать приблизительный портрет хозяев. Стол Капитолины Семеновны был деревянным, окрашенным такой же коричневой краской, что и табуретка, на которую я уселась. Судя по возрасту стола и по его цвету, можно вполне предположить, что его обладатель — человек пожилой.
И более-менее опрятный.
Стол по соседству — современный, покрытый белоснежным пластиком. За ним, смею думать, обедает та самая молодая чета, про которую мне говорила старушка.
А вон тот стол, в углу около газовой плиты, явно принадлежит человеку, которому давно наплевать, где он ест, на чем спит и что носит. Хотя, возможно, я излишне придирчиво отношусь к его хозяйке, ведь ее целый месяц дома нет.
Старушка принялась заваривать чай.
— А мать Эммы жива?
— Да кто ж знает, жива она или нет. Эмке никто не нужен. И мать родная тоже не нужна. — При этом старушка неистово перекрестилась:
— Прости меня, господи, за злословие. А мать-то ее под Аткарском, кажись, живет. Эмка тогда долго у нее гостила, когда к ней ездила. Мы хоть отдохнули немного.
— А когда это было?
— Ой, дай бог памяти. Года три назад, наверное. Или три с половиной. Я уж не помню сейчас.
И три года назад Настя видела Эмму именно в Аткарске. Значит, Настя не ошибалась. Эмма — та самая женщина, которую в свое время подозревали в убийстве.
— Капитолина Семеновна, а какие-нибудь особые приметы у соседки вашей имелись?
Старушка, не задумываясь, назвала их. Видимо, на такой вопрос ей пришлось отвечать не один раз, причем совсем недавно — моим коллегам в мундирах. Особыми приметами Замотыриной были родинка на правой щеке и наколка в виде бабочки на левой ягодице.
— Она ж, хабалка, летом-то, когда жарко, постоянно в купальнике по квартире ходила. Ни стыда, ни совести. Тьфу, — старушка в сердцах сплюнула.
Я достала из сумочки фотографии Насти и Ирочки.
— Скажите,
Старушка, сходив за очками, внимательно рассмотрела снимки. Ирочку Капитолина Семеновна никогда в своем доме не видела. А взглянув на Настину фотографию, улыбнулась.
— Так это ж медсестра из больницы, где мой Сашенька лечится. Он про нее только хорошее говорит. А однажды, когда он убежал из больницы, Анастасия Васильевна за ним приезжала. Ни с кем другим он вернуться в больницу ни в какую не соглашался. Она даже не дежурила в тот день, так ее специально вызвали. О-очень хорошая женщина.
Теперь понятно, в какой больнице часто пребывает бедный Сашенька. И почему его так сильно раздражают внешние шумы — Анастасия Калякина работала медсестрой в психушке.
— Анастасия Васильевна-то как Эмку увидела, так и спросила: "А мы с вами, кажется, знакомы?
В Аткарске встречались. Помните?" А Эмка ей:
«Вы ошиблись, женщина». И с кухни-то шасть в свою комнату. Анастасия Васильевна порасспросила меня, правда, про Эмку-то. А что я про нее знаю? Знаю только, что она, окаянная, нам всю плешь проела.
Итак, Анастасия Васильевна встретилась с Замотыриной совершенно случайно. Наталья была права. Но к Эмме она, по словам Капитолины Семеновны, никогда не приходила.
Что ж, имеется еще Мишка-ирод, лучший друг Замотыриной. Может быть, он подкинет фактик, который стоит внимания?
Однако, к моему великому сожалению, Мишка-ирод, надравшись в стельку, мирно почивал, чему несказанно радовалась его мама, сухонькая забитая старушонка. Не тому, конечно же, что он надрался, радовалась, а тому, что ей сегодня удалось его «уталдыкать». Небывалый почти случай.
— Ради Христа, не надо его будить, ласковая ты моя. Ни в коем случае. А то мне потом всю ночь по соседям прятаться придется. Он же ведь такой непутевый. Завтра приходи. Часов до одиннадцати теперь, может, и проспит. А потом опять пойдет на работу устраиваться. Каждый день ходит. И пьяным вдрызг возвращается. Он все в контору какую-то ходит. Только никак не дойдет. Все обещает мне агентом по распространению билетов устроиться. Уж и не знаю, возьмут ли его. Он ведь паспорт свой потерял, ирод этакий. А без паспорта кто ж ему такое дело-то серьезное доверит? Непутевый он, говорю же. В кого только и уродился?
Путевые-то все на заводе вон работают. А этот… Да что о нем речь вести? — Старушка устало махнула сухонькой рукой с просвечивающими сквозь истонченную сухую кожу набухшими жилками.
На том я и покинула заплесневелый замотыринский дом. А интересно все же, что там было, три года назад, в Аткарске? Но, пожалуй, сейчас не стоит лезть в дебри и что-то про то старое убийство копать. Вряд ли в моем деле будет от этого польза.
Глава 6
Странный мужчина среднего возраста без определенных занятий — так можно охарактеризовать Виктора Ивановича Валентинского, изготовителя «клопа» — радиопередатчика, в данный момент покоившегося в моей сумочке. А вообще-то он пенсионер. Но человек просто уникальный.