Страна Гнара. Стареем, оставаясь здоровыми
Шрифт:
Большинство людей предпочитают центр трассы, где больше пространства и меньше препятствий. Но в 1990-х годах такие райдеры, как Уилл, то есть сноубордисты со скейтбордическим прошлым, открыли для себя края трассы, где набитые снегом бермы и приподнятые снежные стены предлагают огромное количество возможностей для импровизации, а значит, и для более быстрого вхождения в поток.
Мы с Уиллом провели утро, исследуя эти края. Получилось немного суматошно. Куда бы я ни пошел, Уилл пытался пойти. Куда бы он ни решил пойти, я уже был там. Обычно все происходит не так.
Лыжники стоят
Таким образом, я провел свое утро в раздумьях: Думаю ли я теперь как сноубордист?
Одно могу сказать точно: впервые в жизни я мыслил кинестетически. Когда я осматриваю гору, я теперь вижу совершенно другое меню аффордансов, то есть возможностей для действий, чем в начале сезона. Как только я спускаюсь с горы, эти возможности остаются со мной. В эти дни я засыпаю, наблюдая, как мой мозг решает сложные двигательные задачи, точно так же, как, когда я пишу книгу, я засыпаю, наблюдая, как мой мозг решает сложные задачи по написанию слов.
В начале работы над этим проектом одной из моих главных целей было расширение возможностей для творчества во время катания. Если я видел интересную особенность на горе, я хотел обладать навыками, позволяющими сделать с этой особенностью что-то интересное. Я и не подозревал, что приобретение этих навыков изменит мое восприятие реальности. Но мое знакомство с парковым катанием переключило мой мозг и изменило мои возможности.
Я не просто другой лыжник, я теперь вижу другую гору.
МАМОНТОВА ГОРА, 12 МАЯ 2021 ГОДА, СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ ДЕНЬ НА СНЕГУ
Иногда единственное, что можно сделать, - это то, что пугает вас больше всего. В экспозиционной терапии это называется "наводнением". В Мамонте меня больше всего пугала экспозиция.
Вершина Мамонта представляет собой гигантскую скальную стену. На самом деле, это две стены, разделенные глубокой долиной. Чтобы подняться туда, нужно ехать либо на гондоле, либо на кресле 23, оба из которых взмывают над долиной с совершенно неоправданной высоты - и это было моей проблемой.
Когда я катался здесь около двух десятилетий назад, я забыл об этой экспозиции. Когда я вернулся, чтобы покататься в парке, расположенном ниже по горе, я не обращал внимания на вершину. Но теперь, когда снег все больше тает, от парка остались лишь огромные рейлы и чудовищные буттеры.
Таким образом, я решил попробовать договориться со своим головокружением.
Невозможно было не испытывать ужаса во время поездки на гондоле на вершину, но я должен был держать страх в узде. Если я испугаюсь при подъеме, то спуск вниз с вращающимся миром станет гораздо большей проблемой. Хуже того, у каждой линии наверху был карниз.
Моя проблема заключалась не в том, чтобы съехать на лыжах с карниза. Моя проблема заключалась в том, что перед катанием я должен был подойти к краю карниза, заглянуть в пустоту и понять, где кататься. При головокружении смотреть в пустоту - всегда плохая идея.
Здесь вступало в силу правило: видишь линию - катайся на лыжах. Движение было
Именно здесь в нашу историю возвращается подавление повторения. Просто прокатившись на гондоле и пережив этот опыт, подавление повторения уменьшило бы мою реакцию страха в следующий раз. В конце концов, она полностью исчезнет.
Это заняло пять неприятных кругов.
Первый круг я ехала в гондоле, закрыв глаза, и делала глубокие дыхательные упражнения, чтобы держать нервную систему в узде. Когда я чувствовал себя достаточно спокойно, я на секунду открывал глаза. Я хотел, чтобы мой мозг испытал воздействие, но не настолько, чтобы перегрузить систему.
Я катался на Cornice Bowl до самого дна - плавный, одиночный черный бриллиант. И хотя в чаше есть карниз, он совсем небольшой. Потребовалась всего секунда, чтобы заглянуть за край и наметить свою линию. Через три поворота мой мозг распознал знакомое движение, понял, что я в безопасности, и снизил уровень угрозы.
На втором круге я не сомкнул глаз во время поездки на гондоле над нижней частью горы, а затем закрыл их на последнем подъеме. Я снова прокатился по Cornice Bowl, на этот раз прыгнув с карниза. Не более чем шестифутовое падение, но это ощущение полета никогда не устаревает.
На третьем круге я боролся с беспокойством и любопытством. Нейрохимически тревога и любопытство имеют один и тот же основной ингредиент - норэпинефрин - но при этом находятся на противоположных концах эмоционального спектра. Небольшое количество норадреналина делает нас любопытными, большое - тревожными. Но одну эмоцию легко превратить в другую, что позволяет нам использовать любопытство для блокировки тревоги.
В этот раз, осматривая гору с гондолы, вместо того чтобы замечать все то, что меня пугало, я сосредоточился на поиске маршрута. Какая линия выглядела интересной? Каковы ее основные ориентиры? Какие препятствия мне придется обходить на пути вниз?
Забег Дэйва выглядел интересно. Я туда еще не ездил.
Но поиски заняли больше времени, чем ожидалось, и теперь, когда я оказался здесь, где же вход в "Бег Дэйва"?
Все, что я увидел, - это гниющий карниз и ряд знаков "ЗАКРЫТО". Лишь небольшой участок трассы был еще открыт, но на нем был слепой поворот примерно в ста футах. Были ли под этим поворотом скалы?
Я был один. Меня передергивало. Я заключил с собой сделку: Я медленно пройду на лыжах первые сто футов, а затем загляну за край переката. Если бы я заблудился и оказался над обрывом со смертельным падением, я бы выбрался обратно. Если бы мне пришлось возвращаться к гондоле и спускаться с горы другим путем, я бы сделал и это.
Видишь, - говорит голос в моей голове, - не надо паниковать. У нас есть варианты.
Затем я спустился на лыжах на сотню футов, посмотрел на уступ и рассмеялся. Трасса была спокойной. Здесь не было смертельных обрывов и не нужно было паниковать. Повороты были плавными и веселыми. На самом деле, так весело, что я решил покататься по ней в другой раз.