Страна клыков и когтей

Маркс Джон

— Вы представитель весьма таинственной категории людей, мистер Торгу. К примеру, нам многое известно про русских олигархов. Мы видели их интервью и читали о них книги. Мы знаем про деятелей организованной преступности в Соединенных Штатах, про джонов готти и так далее — до тошноты. Но что нам доподлинно известно про организованную преступность в Восточной Европе? Немногое. В наши дни, после 11 сентября, ходят слухи, что исламские террористические группировки, возможно, закупают оружие и собирают деньги через таких, как вы, преступников…

Кулак Торгу грохнул об стол, его темные зубы обнажились в оскале.

— Лжете! — взревел он.

Я и бровью не повела. Только поставила бокал. В таких переговорах бурные эмоции неизбежны. Я стараюсь не принимать их на свой счет. Зачастую

у людей есть веская причина выступить перед нашими телекамерами. Одним грозит суд. Другие уже за решеткой. Третьих друзья и соседи обвинили в нанесении страшнейших увечий и в убийствах, и выступать в нашей программе они соглашаются лишь, чтобы защитить себя. Едва ли Торгу от них отличается. Его правительство пыталось (безуспешно) отдать его под суд. В ФБР мне сообщили, что США предприняли попытки экстрадиции — с тем же результатом. Поэтому меня не удивило, что Торгу так бурно отреагировал на мой перечень его преступлений, и я не дрогнула. Даже глазом не моргнула. Крики — часть переговоров. Мы уговариваем, задабриваем и даже запугиваем людей, чтобы те согласились на интервью. Мы рассеиваем подозрения и успокаиваем ярость, мы ищем, как обойти безразличие. В свое время я прибегала ко всем мыслимым тактикам, разве что тело свое не продавала. Предстать в эфире перед миллионами людей — не шутка. Для многих наших героев рискованно уже дать пролиться на себя свету камер, подставить свои лица и тела под их объективы. Я не виню их, что они нам сопротивляются. Кое-кто, конечно, бросается к нам, потеряв голову от счастья. Такие слетаются в «Час», как осы на сахар. Но я видела всевозможные реакции. Мне говорили, что лучше застрелиться, чем появиться в «Часе». Мне угрожали расправой. Меня обзывали дрянью и шлюхой. Меня хвалили, говоря, что я спасаю Америку. Мне говорили, что Господь меня благословит. Этот человек начал с бессовестного притворства. Мы еще не начали обсуждать его появление в эфире, а он уже назвал меня лгуньей. А ведь я ни на йоту не отступила от истины. Я ждала, когда он объяснится.

— Я знаю истинного покрывателя вашей программы, мадам, — заявил он уже почти спокойно. Я с отвращением заметила, что его жвачка плавает в его бокале.

— Вы хотите сказать покровителя.

— Нет, не хочу. — Он поднял палец с длиннющим, как рог, ногтем. — Я, моя дорогая, говорил про покрывателя, про Ангела разрушения. — Он презрительно оскалился. Покачал головой и отъехал со стулом от стола, словно собирался встать. — Я мог бы упомянуть имя некоего злодея, — сказал он, голова у него подергивалась, будто его била дрожь. — Некоего хорошо известного и приносящего немалый доход господина в черном плаще.

— Вы про парк аттракционов?

— Ха!

У меня возникло странное ощущение: во мне словно нарастало бурное веселье. Мне казалось, я вот-вот расхохочусь и уже не смогу остановиться. Это будет как икота. На коже у меня выступили мурашки. Образина передо мной хлопнул в мясистые ладоши. Торгу усмехался какой-то своей шуточке, потом придвинулся со стулом к столу и отпил из своего бокала. Я заподозрила, что это вовсе не Йон Торгу, а душевнобольной прохиндей, заманивший меня в Трансильванию, чтобы выдоить побольше денег. Возможно, он ошибочно решил, что мы заплатим за интервью со знаменитым преступником.

— Должна сказать, подобные вспышки не внушают мне уверенности. Откуда мне знать, что вы действительно Йон Торгу? У вас есть документы?

Наградив меня мокрой синезубой улыбкой, он подмигнул и выпил еще.

— Документов у меня не было с тех пор, как меня выпустили из лагеря в горах.

Еще одна проблема, какую Локайер не предусмотрел, подумала я. Как, скажите на милость, нам проверить, тот ли он, за кого себя выдает? А без документов, удостоверяющих его личность, нам вперед не продвинуться. Нельзя же отснять интервью с государственным служащим на пенсии или с помешанным, или с тем и другим одновременно. И его национальность мы сами установить не в силах. С виду он походил и на венгра, и на русского, на немца или на серба… черт их всех разберет.

— Раз уж вы затронули эту тему, давайте поговорим о парке аттракционов. Газеты выдвигали гипотезу, что вы главный

инвестор этого проекта, и если это правда, информация о парке может нас заинтересовать.

— Влад Цепеш — румынский национальный герой и никакого отношения к графу Дракуле не имеет. — Торгу снова скривился.

— Прошу вас не упоминать больше это имя.

Я достала из сумочки румынскую банкноту. Нельзя, чтобы он заплатил за вино. Сейчас позвоню Локайеру и изложу ему ситуацию. Интервью сомнительно. Даже если сидящий передо мной человек действительно Торгу, то в качестве интервьюируемого хлопот с ним не оберешься. Уже одно это очевидно.

— Я устала, — сказала я. — Мне хотелось бы расплатиться, а потом я поднимусь к себе и поговорю с начальством в Нью-Йорке. Нашу беседу мы продолжим утром.

Торгу как будто понял, что перегнул палку, и сменил тон.

— Но я хочу немедленно отвезти вас в Пойану Брасов.

Оставалось только удивляться нахальству этого типа.

— Ни в коем случае!

— Если вы упустите этот шанс, второго я обещать не могу.

Руки я держала в карманах и сейчас незаметно надела на палец кольцо, словно в поисках поддержки и человеческого тепла. Будь это волшебное кольцо, думала я, я бы исчезла. Если бы только можно было потереть его, чтобы материализовался Роберт, а это страшилище растворилось в ночи! Роберт едко пошутил бы о сальном духе гостиницы и пообещал бы мне несколько дней в «Четырех временах года», когда мы вернемся. Мы выпили бы с ним по глотку его любимого скотча и перекинулись бы в «сумасшедшие восьмерки». Но все это фантазии, а сейчас приходится иметь дело с реальностью.

Будет серьезной ошибкой плюнуть на интервью, не посоветовавшись сперва с Локайером. Но я и так знала, что мой босс скажет об этом типе. Локайер его возненавидит. Для Локайера детали внешности равны моральным качествам, и он ополчится на человека с гниющими, испачканными никотином обломками вместо зубов. Я вообразила себе будущее этого сюжета. Наш корреспондент Остин Тротта передернется от отвращения, увидев перед собой подобную личность, но, возможно, храбро попытается спасти сюжет. Предварительный прогон сюжета для исполнительного директора, мастодонта телевидения Боба Роджерса обернется катастрофой. Я уже слышала его ругань: «Нельзя показывать такого типа по американскому телевидению. Только взгляните на его чертовы зубы! Взгляните на его прическу. Он же чудик. Я не пустил бы этого типа в „Час“ даже под дулом пистолета. О чем только ты думал, Остин?» А Локайер во всем станет винить меня. Он будет винить меня в этих зубах, он будет винить меня в том, что я потащила его в Румынию, и он будет винить меня в провале прогона. Во мне нарастала решимость. Ни в какой его отель я не поеду. Я сейчас встану, позвоню Локайеру и скажу, что все отменяется.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — сказал вдруг Торгу. — Но сдается, в вашей власти запустить или приостановить процесс телевидения.

— Не понимаю.

— Я хотел сказать… — Он помедлил, словно собираясь с мыслями. — Я хотел спросить, обладаете ли вы единоличными полномочиями предоставить мне шанс появиться перед вашей многомиллионной аудиторией в вашей великой программе. Вы такой властью обладаете, мисс Харкер?

Такой формулировки я еще не слышала. Но он был прав. В вопросах подбора сюжета я действительно обладала властью. Абсолютной властью. Она, возможно, и не приносила большого дохода, но давала мне определенный козырь в разговорах с будущими гостями программы. Если я дам задний ход, Локайеру и в голову не придет самому приезжать в Румынию и встречаться с Торгу. Он ни за что не рискнет навязать Остину Трота интервью, если я отказала интервьюируемому в моем благословении.

А этот тип не глуп. Он взывал к моему тщеславию. Я разгадала его уловку, но все равно поддалась.

— И ехать нужно именно сегодня вечером?

Он долго смотрел на меня.

— Я отчаянно хочу сотрудничать, но на моих условиях. Видите ли, дорогая, за мной охотятся.

Прозвучали эти слова жалобно.

— При одном условии, — возразила я.

— Назовите его.

— Прежде чем я поеду, вы правдиво ответите на мои вопросы и выполните мои требования. Никаких уверток.