Страна Семи Трав(изд.1976)

Платов Леонид Дмитриевич

Медленно разворачивается американская шхуна, ложась на курс.

Ветлугин вздрагивает и открывает глаза. Перед ним нет ни Гивенса, ни американской шхуны.

От костра доносится монотонное бормотание — пение женщин. Успокоительно мерцает огонек в каменной плошке, напоминающей ночник.

Стоило, однако, откинуться на оленьи шкуры и зажмурить глаза, как земля под Ветлугиным начинала колыхаться, не очень сильно, но равномерно, толчками. Это раскачивается на волнах льдина, увлекаемая в море с потоком других

льдин.

Ветлугин видит себя на льдине.

Берег давно скрылся из глаз. Никого нет вокруг. Горизонт пуст.

Слышен только шорох уносимых на север плавучих льдин. Они прибывают и прибывают, трутся друг о друга, смыкаются все плотнее...

Это так страшно, что усилием воли Ветлугин старался стряхнуть кошмар. Он открывал глаза и таращил их на колеблющийся огонек жирника.

Он не хотел спать! Он боялся спать!..

Некоторое время удавалось удержаться на поверхности сознания. Но мало-помалу сопротивление ослабевало,— пучина сна неотвратимо затягивала, засасывала, как водоворот.

Это был пестрый— бело-красно-черный— водоворот.

Во сне, кроме ухмыляющейся красной рожи Гивенса и белого однообразия льдов, преследовал больного черный орел.

У него было две головы с раскрытыми клювами, из которых торчали тонкие, как жало, языки.

Птица о двух головах кружила над льдиной, отбрасывая на нее угловатую тень, постепенно сужая круги.

Потом куда-то исчезали льды. До самого горизонта вытягивалась вереница серых кубообразных зданий, обнесенных высокой стеной. Тюрьмы, тюрьмы, пересыльные пункты!..

Раздавался леденящий душу скрип. В ворота вводили Ветлугина. Все кончено. Он был пойман, схвачен. Побег не удался. Орел угрюмым стражем усаживался на воротах тюрьмы.

Ветлугин видел себя в партии ссыльных. Его гнали по этапу. Раздавались грубые окрики конвоиров. И всюду над обитыми железом скрипучими воротами встречала ссыльных та же черная птица о двух головах — эмблема царизма...

Ветлугин пошевелил правой рукой, отгоняя орла, с напряжением поднял слипающиеся веки. Люди в оленьих шкурах спали вокруг. Было тихо. Только сонно бормотали и негромко вскрикивали во сне дети да потрескивал горящий фитиль в жирнике, который стоял на земле.

Это неотвязное видение— двуглавый орел на фронтоне тюрьмы — повторялось особенно часто, с выматывающей душу регулярностью.

Незадолго перед выздоровлением кошмар, мучивший Ветлугина, странным образом совпал с той обстановкой, которая окружала его сейчас.

Ему приснилось, что он проснулся.

Разбудило неприятное ощущение. Показалось, что какое-то насекомое быстро проползло по лицу. Он открыл глаза и увидел, что кто-то стоит над ним и смотрит на него с откровенным выражением неприязни и любопытства. В высоко поднятой руке человек держал каменную плошку с фитилем, стараясь, чтобы свет падал прямо на лицо лежащего.

—

Что надо? — встревоженно спросил Ветлугин, жмурясь от света. Человек промолчал.

Ветлугин приподнялся на локте.

Ложе его окружали семь или восемь молчаливых фигур в капюшонах.

Консилиум? Не знахари ли это, которых пригласили к больному?

Нет. Скорей какое-то средневековое судилище.

Продолжая вглядываться в Ветлугина, человек, державший светильник, произнес, запинаясь, несколько слов. В них послышалось что-то знакомое. Видимо, человек в капюшоне пытался говорить по-русски. Но слова были исковерканы до такой степени, что ничего нельзя было понять…

Ветлугин недоумевающе пожал плечами. Человек скорчил злобную гримасу, потом повторил фразу более медленно. Интонации были как будто вопросительными. Ветлугина спрашивали о чем-то.

— Не понимаю,— пробормотал Ветлугин.— Я же сказал: не понимаю ничего.

Его судьи (если то были судьи), сблизив головы, принялись совещаться.

Тревога обострила слух больного. Он уловил, что люди в капюшонах изъясняются сейчас без всяких затруднений, а язык их резко отличается от того, на каком задавались вопросы.

Ветлугин прислушался к голосам. Они были дребезжащие, надтреснутые, старческие. Стало быть, здесь находятся только старики. Совет стариков? Старейшины племени?..

Спор у ложа больного продолжался довольно долго. Наконец люди в капюшонах расступились и пропустили вперед приземистое коренастое существо в одежде до пят. Оно присело на корточки перед Ветлугиным и заглянуло ему в глаза. Все вокруг замерли, вытянув шеи, в каком-то боязливом и нетерпеливом ожидании. Человек, державший светильник, почти вплотную приблизил его к лицу больного.

Не отрывая от Ветлугина мрачно-испытующего взгляда, существо в длинной одежде вытащило из-за пазухи сверток тряпья и принялось медленно разматывать его.

Ветлугину показалось, что в свертке сидит вороненок. Он привстал, чтобы лучше видеть, и тотчас с криком откинулся, будто от толчка. Повторялся его обычный кошмар. Из тряпья выглянул двуглавый черный орел!

— Кыш, проклятая! Кыш!— сказал он слабым голосом, делая попытку отмахнуться от птицы.

Слова его как будто подействовали.

С огромным облегчением следил он за тем, как орел постепенно съеживается, словно бы перегибается пополам, потом ныряет в кучу тряпья.

Ветлугин перевел дух.

Прогнал!

Он поднял глаза на обступивших его людей. Странно! Выражение их лиц изменилось. Оно стало более приветливым. Один из стариков даже принялся что-то многословно объяснять Ветлугину, затем похлопал его по плечу поощрительно или дружелюбно.

Только существо, державшее сверток, почему-то осталось недовольно. Продолжая глухо ворчать, оно на четвереньках отползло в угол.