Страна василисков
Шрифт:
— Однако. — сказал я вслух.
— Не беспокойся, тебя никто не заметил. — отозвался Еремеев. — Четвертый узел следующий. Ну, сам увидишь…
— А кто говорил, что я беспокоюсь?
«Гваэчжу Грин», неожиданно оживший, остался позади. За ним вдоль терминала простиралась пустота. Где-то впереди терминал обрывался, отчерченный ритмично мигающими габаритными огнями.
Четвертый стыковочный узел был пуст. По мере того, как я приближался, фонарь шлема выхватывал
— Жан, ты это видишь? — спросил я.
— Я-то вижу. — пробормотал Еремеев. — Но чего-то не понимаю.
— А именно?
— Того, что стыковочный узел просто взяли и бросили. Как будто корабль был, но исчез. Прямо из стыковочных захватов.
— А так что, можно?
— На маневровых… нет, нельзя, захваты не дадут. А тут они даже не погнулись. — Еремеев замолчал. Через несколько секунд его голос вернулся: — Вот что: проверь-ка шлейф. Вон тот, справа снизу, семьдесят градусов.
— Что-что, простите? — переспросил я и обернулся, кувыркнувшись вниз головой. — А, вижу. Сейчас, секунду…
— Радар включи. Надо было с тобой идти…
— Так чего не пошёл?
— Так ты и не приглашал…
Радар был прямоугольной коробкой с пистолетной рукоятью, свисавшей с пояса. Тыльную сторону коробки украшал небольшой индикатор. Я поднял его, отставил в сторону (условный рефлекс после многих лет обращения с оружием) и нажал кнопку. Наушники прорезал громкий, леденящий душу писк. От неожиданности я выпустил радар из рук; прибор затрепыхался на конце страховки, как взбесившийся маятник.
Насилу мне удалось схватить его и отключить. Писк, разрывавший наушники, как ножом отрезало.
— Жан, что это за дерьмо?!
— А ты чего хотел? — уныло поинтересовался Еремеев. — У него настройки сбиты, хоть бы в пространство его ткнул…
— А предупредить сложно было? — огрызнулся я, нащупывая нужную кнопку. Индикатор загорелся вновь, и нужную настройку я нашёл только с третьего раза: работать в перчатках скафандра было, мягко говоря, неудобно.
Я отвёл радар в сторону. Душераздирающего писка на этот раз не последовало.
— Вроде нормально. — сообщил я. — Что теперь?
— Шлейф видишь?
— Момент… — я поводил радаром; наушники отозвались громким писком. — Вижу. Сейчас, секунду…
Ранец на спине зашипел, выплёвывая струи холодного газа; я снизился и подался вперед, неторопливо подлетая к шлейфу. Фонарь выхватывал титанических размеров штекеры, торчащие из белого корпуса, каждый — размером с молодое деревце. Ну да, всё логично: космическим кораблям нужно много электричества, даже когда они состыкованы со станцией…
На
— Что мне искать? — спросил я.
— Там должна быть служебная панель, — после недолгой паузы сообщил Еремеев. — Правее тебя… нет, чуть ниже… — я, неловко переставляя руки, сместился ниже по корпусу шлейфа. Радар на привязи дёргался туда-сюда, то и дело ударяя меня по ноге. — Ага, вот. Открывай.
— Сейчас, секунду… — первым делом я унял непослушный радар, пристегнув его к поясу; затем я взялся пальцами за крышку панели и откинул её. Мне навстречу вылетело небольшое окно волюметрической консоли. — Что мне искать?
— Журнал активности, что же ещё…
Журнал обнаружился почти сразу. Окно консоли заполнилось непонятными строчками, в которых я понимал разве что первый столбик цифр. Но и этого было достаточно.
— Двенадцатое марта. — сказал я, постучав пальцем по твёрдому свету консоли. — Предпоследнее включение.
— Когда?
— 21:22. Как раз пока Вишневецкая сидела без дела: у неё тогда выдался спокойный вечер… — я перевёл взгляд ниже, пальцем притронувшись к следующему, последнему включению. — А вот это уже интереснее.
— Пятнадцатое?
— Ага. И погоди, это ещё не всё. — я пригляделся ко времени. — 23:45. Вишневецкую убили незадолго до пол-первого ночи. Примерно полчаса времени между. Это оно, Жан.
— Меня другое интересует, — пробормотал Еремеев, и я насторожился. — Разверни вкладку. — я подчинился; навстречу мне вылетели какие-то графики и цифры.
Еремеев молчал. Он наблюдал за происходящим через мою нашлемную камеру — для этого мне и потребовалась его помощь. В космической технике мой друг разбирался определенно больше моего.
— Жан? — наконец спросил я. Графики, состоящие из одного столбика, тут даже читать было нечего.
— Открой двенадцатое число. — только и сказал он. Я вздохнул и подчинился; столбики сменились другими и резко прибавили в числе. Теперь, приглядевшись, я сумел разобрать и цифры — временные промежутки и значения, указанные в мегаваттах.
Кроме того, столбиков на графике было больше.
— Жан, что это? — спросил я.
— Рабочий цикл. — пояснил Еремеев. — И вечером двенадцатого он был полный. Здесь был корабль, он стоял примерно час — видишь, здесь график идет более-менее ровно — и отстыковался сразу после.
— А на следующий день у стыковочного узла летит система. — добавил я. — Какое совпадение.
— Не в этом дело. — отмахнулся Еремеев. — Посмотри на график за пятнадцатое.
— Смотрю. — я заново открыл вкладку. — И что… погоди-ка, здесь всего один здоровенный столбик. Что это значит?