Страна волшебная - балет
Шрифт:
Люблю сочинять свои хореографические композиции, имея в виду
определенного человека — балерину или танцовщика, потому что
чувствую остро творческую индивидуальность актера и хочу всегда ярче
выявить ее в создаваемом произведении. Люблю работать с актером.
Особенно когда чувствую работу мысли, поиск, догадку моих намерений.
Каждый актер всегда по-своему интересен.
Как пример исключительно быстрого восприятия артистом
художественного замысла
постановкой «Цыганского танца» (композитор Д. Желобинский), сочиненного
мною для старого балета Горского «Дон-Кихот» — спектакля Большого
театра. «Цыганкой» оказалась Ядвига Сангович.
155
Постановка танца была закончена мною в течение двух небольших
репетиций.
Танец возник быстро, потому что и балетмейстер, и артистка
молниеносно поняли друг друга. И техническая, и эмоциональная стороны
творческой задачи были восприняты артисткой легко и верно. И
художественно ярко.
Благодаря взаимопониманию я мог предельно сконцентрировать
лекционную работу. Рассказ мой о замысле танца был краток. Мечта о
человеке, который может вновь никогда и не появится. Но он любим цыганкой.
И все напоминает образ любви и любимого. Слышится звон бубенцов.
Qh едет. Он близко. В руках у нее гитара. Она играет те песни, что пел
он... Танец отразил целую гамму воспоминаний — то порывистость, то
скованность чувств.
Потом было много исполнительниц этого номера. Все они находили
разные краски, разные оттенки в танце. Среди них была чудесной
сдержанная, страстная Нина Симонова.
Какая отличная пытливость мысли у Александра Лавренюка! Его
немногословие в разговорах с балетмейстером преображается в
«многословие» в выражении балетмейстерского замысла, в умении сохранять
точно и тонко линию и характер почерка балетмейстера, умении
прочитывать его мысль... В «Лирическом этюде» Скрябина совершенно
самостоятельно дошла до тончайшего понимания почти всех нюансов Ида
Васильева.
В работе над партией Лейли в балете «Лейли и Меджнун» поразила
меня Наташа Бессмертнова. Все угадывала сама как-то интуитивно.
Чувство гармонии в развитии музыки и движения у нее безгранично. У
Наташи Бессмертновой и Нины Тимофеевой философское богатство души, хотя
они совершенно различные как творческие индивидуальности.
Богатая, темпераментная фантазия, острая отзывчивость на каждое
указание балетмейстера, яркая одаренность натуры у талантливого
Михаила Лавровского. Он иногда еще несколько увлекается отдельными
техническими приемами, но в этом увлечении не столько желание
сколько доказать неисчерпаемость возможностей классической
хореографии... А Катя Максимова в «Мазурке» Скрябина с ее чарующей
женственностью отточенного рисунка всех движений! Я стремился заколдовать
ее скрябинской мелодичностью, раздумчивостью, капризами ритмов...
А поэзия Елены Рябинкиной в «Печальной птице» Равеля, чуткое
умение ее овладеть скульптурностью позы, постигнуть замысел...
156
Для Наталии Большаковой и Вадима Гуляева я сочинил композицию
«Размышление». Быстро, почти в одну репетицию. Печальная лирика
мелодий Массне как-то удивительно совпала с поэтическим, изящным
обликом Наташи Большаковой.
В танце этом каждое положение — это размышление. Смена
движений — как печальные думы о любви. Я вложил в эту композицию мысли,
настроения, размышления о недосказанном, пережитом и незабываемом...
И артисты замечательно, с большой чуткостью передали все это.
Творческую личность Владимира Васильева я воспринимаю
совершенно по-особенному.
Я видел Вацлава Нижинского и многих других талантливых
танцовщиков. Васильев превосходит всех. Творческий потенциал его
безграничен. Талант восприятия, самостоятельного
сотворчества—дорисовки, углубления чуть лишь подсказанного балетмейстером —
поразителен.
157
Владимир Васильев танцует «Нарцисса», сочиненного мною
специально для него. Вдохновили меня строки Овидия. Я рассказал замысел
Васильеву. И танец этот родился как-то сам собой, легко и радостно.
Нарцисс — Васильев появляется, как вихрь. Он молод, полон сил,
радости жизни, этот лесной бог. Он — сама природа, сама естественность.
Полуживотное-получеловек. Он мечтает о красоте. О любви женщины.
Прислушивается к таинственным шорохам леса. Видит свое отражение
в ручье. Впервые видит себя, свою красоту, даже не догадываясь, что это
он сам. И, пораженный восторгом, любопытством, весь уходит,
погружается в призрачную красоту отражения. Воды поглощают его.
Володя Васильев все это понял и воспринял с редкостной
проницательностью. Хотя долго был недоволен собой: много работал над кистями
рук, над законченностью, договоренностью каждого жеста, малейшего
поворота, изгиба тела.
В работе над «Нарциссом» я как-то особенно осознал необычайную