Страна воров на дороге в светлое будущее
Шрифт:
«Во многом тональность бесед в Токио (с Президентом России) будет определяться итоговым числом жертв московских событий — чем выше окажется эта трагическая цифра, тем сильнее будет стремление японской стороны дистанцироваться от Бориса Ельцина».
Ответ на каждую нашу загадку надо искать там — за рубежом.
Примечание.
Только что газеты сообщили: казанский предприниматель Сергей Шашурин, помогавший Белому Дому, арестован по делу о фальшивых авизо.
— Не тот ли Шашурин, о котором была передача по телевидению?
— Тот самый.
То есть о фальшивых авизо знали. Но мер не принимали. Зачем? Тогда надо всех предпринимателей арестовывать. На кой же этот класс создавали? Нет, пусть пока сидит на «крючке».
Стоило Шашурину не проявить преданности Власти, как тут же на него завели дело. Мы уже говорили: на каждого, буквально на каждого заведено свое «Дело о мазуте», каждый сидит на «крючке».
Криминальная страна!
Фашизм. Что это такое?
Существует научное определение понятия «фашизм». Каким бы оно точным ни было, для нас, советских людей, перенесших все ужасы фашизма, видевших воочию, что это такое, оно все равно будет неполным. Потому что не сможет передать нашего эмоционального отношения к фашистскому порядку.
Помимо всего прочего для нас фашизм — это еще и такое состояние общества, когда вся грязь со дна поднимается и выплывает на поверхность, когда все мерзкое, что есть в человеке, вырывается наружу, приводя в трепет и содрогание сердца людей.
Сейчас, когда я вношу исправления и дополнения в книжку (на дворе уже 19 октября), средства информации все реже называют то, что произошло, «бунтом красно-коричневых». Нашли определение посильнее.
Это понятно. Далеко не весь парламент состоял из коммунистов, пускай даже бывших. (Вот правительство все состоит из них!) Далеко не все защитники Белого Дома симпатизировали коммунистическим идеям — были там и такие, кто просто ненавидел коммунистов; были там и убежденные демократы — из тех, кто за демократию на деле, а не на словах.
Но есть одно отягчающее обстоятельство. Белый Дом, помимо других защитников, оборонял и малочисленный отряд юнцов под руководством Баркашова. Кто такой Баркашов, я не знаю. Думаю, большинство читателей — тоже. Я не так уж далек от политики, но с программой «Русского национального единства» не знаком. Большинство читателей — тоже. Это сейчас нам объяснили: фашисты. Пусть так. Фашизм — это плохо. Но баркашовцев было сколько? Два, три десятка? Сколько? Ответьте!
Молчат.
А сколько было защитников Белого Дома? Тех, у кого было в руках оружие. Тех, у кого — не было, кто считал своим оружием Закон и Конституцию. Тех, кто просто присутствовал, считая, что они на стороне справедливости.
Таких были тысячи!
И тем не менее — фашистский мятеж!
Вот
Нас пугают: а вы знаете, что было бы, если бы они победили?
Не знаю. Не знаю — что было бы, вижу — что есть.
У нас с вами разные методы. Вы мне пытаетесь объяснить, что БЫЛО БЫ, если бы победили «красные» или, не дай Бог, баркашовцы (как они могли победить, взять власть в стране — ума не приложу).
А я вам пытаюсь рассказать о том, что УЖЕ ЕСТЬ. И притом имеет прямое отношение к фашизму.
А посему прошу читателя выслушать рассказ, а если точнее, свидетельские показания Олега Румянцева.
Те, кто иногда заглядывает в телевизор, должны его знать — Олега Румянцева. Симпатичный молодой человек с бородкой, в очках. Мягкий, интеллигентный, деликатный; ни разу не взорвался, не сказал никому ни единого грубого слова. Депутат, председатель Конституционного комитета или комиссии (я не очень в этом разбираюсь) — словом, три года работал над новой конституцией страны, его проект так и назывался на официальном языке — румянцевский. В прошлом — научный работник, у него необычная профессия — страновед. Никогда не был членом партии, убежденный демократ.
После ужаса 4 октября я долго его не мог найти, обзвонил всех знакомых. Пропал. А хотелось поговорить именно с ним, с человеком, которому я доверяю. Объявился его помощник:
— Олег Германович сильно избит, отлеживается.
Через несколько дней позвонил сам Румянцев, договорились о встрече. Я приехал к нему в Крылатское, он упаковывал книги. Приказано в три дня убраться из квартиры.
Свидетельские показания Румянцева Олега Германовича
— Я выходил одним из последних. Офицеры из «Альфы» предложили мне: «Иди к Руцкому, скажи — не надо больше крови».
Я побежал к Руцкому. С ним были два его брата, личный телохранитель Володя, еще несколько человек. Оружие на боевом взводе, в глазах — готовность умереть.
— Скажи, Олег, как вел себя Руцкой? Вот в эти последние минуты? Скажи честно!
— Ну… Мне кажется, что это были минуты… Минуты мужества.
Небольшое отступление.
Так же говорили и про Хасбулатова. Я опрашивал многих, например девушек из пресс-центра, они его наблюдали постоянно. Все в один голос: вел себя мужественно, ни на минуту не потерял самообладания… Есть этому и косвенные доказательства. Прошло две недели после событий. До сих пор никакой информации из Лефортова. Судя по августу 1991-го, должны были бы показать на следующий день — маленьких, жалких, сломленных. Не показали ни одного кадра. Выводы?
A. Показывать нельзя, потому что узники могут сказать что-то не выгодное властям. Значит, пока не сломлены.