Страницы минувшего будущего
Шрифт:
Володя говорил, что они ровесники. Значит, Кравцову не было и тридцати.
В тёмных глазах – таких холодных, таких равнодушных ко всему – мелькнула усталость.
Самая обычная нечеловеческая усталость.
– Любых. Мне плевать, как это получится. Мне плевать, кого ты найдешь. Просто найди. Раз уж согласилась здесь работать.
Молча Агата кивнула. Молча развернулась, первой нарушив зрительный контакт. Усталость в тёмных глазах сменилась привычным равнодушием – последнее, что она увидела в этом лице.
– Желательно, чтобы они умели разговаривать.
Слова ударили в спину, заставив поёжиться вновь.
Тряхнув волосами, Агата к толпе шагнула и, навесив на лицо самое дружелюбное выражение, резко
Раз. Два. Три. Это несложно.
Однако толпа явно иначе считала. Люди не горели желанием участвовать в каких-то там съёмках, многие боялись за места в очереди, иные изначально оказывались настроены столь агрессивно, что даже подходить к ним было страшно. Оглядываясь пару раз в нараставшем отчаянии, Агата натыкалась на неизменно-пристальный взгляд, которым наблюдал за тщетными попытками Денис Владимирович. И тут же упрямство вспыхивало внутри, и вновь шагала Агата к первому попадавшемуся человеку с одной и той же формулировкой.
Двое нашлись минут через десять поисков; на третьего пришлось потратить ещё столько же. Под конец Агата уже начала паниковать, а потому едва на шею не бросилась согласившемуся на небольшое «интервью» мужичку лет шестидесяти.
– Это надо делать быстрее, – вот и вся похвала от Кравцова, коей он соизволил наградить её, подлетевшую к нему и жестом указавшую на найденных людей. Но ни на что иное, впрочем, особенно и не рассчитывалось.
Мимо прошагал Володя, поднятый вверх большой палец показав. Впрочем, не особенно то помогло – радость от выполненного поручения испарилась за какую-то жалкую минуту, и как можно незаметнее Агата отошла подальше, в тень. Сорвав ромашку, опустилась на траву и покрутила меж пальцев тонкий стебелёк. В душе боролись два чувства – с одной стороны, хотелось подойти и посмотреть на процесс работы; с другой, более логичным казалось тихонечко в сторонке пересидеть и не отсвечивать.
Чтобы не провоцировать.
Сорок два тонких лепестка. Значит, не любит. И гадать не надо, посчитать достаточно. Вздохнув, Агата осторожно отделила три прядки волос и, прибавив к одной тонкий стебель, наспех заплела косичку.
А гадать ей всё равно не на кого.
Подумать только, ещё утром Агата буквально летать готова была от томления и предвкушения первого выездного репортажа. А теперь что? Сидела на траве в сторонке, перебирала подол юбки длинной и лишь иногда бросала косые взгляды в сторону коллег. Куда подевалась радость?
Уж не начало ли у Кравцова получаться её победить?
– Агата!
Мысль, которая уже была готова к смакованию, отошла на задний план, и пришлось прекратить настойчиво сминать кобальтовую ткань платья. Это Володя звал её, должно быть, уже не в первый раз, и рукой махал, настойчиво к себе зовя. Однако что-то внутри назойливо тянуло вниз, словно уговаривая остаться в прежней позе. Что это могло быть? Меланхолия? Первый шаг на пути к потере страсти. А как работать без неё?
Быстро ты, Волкова, сдуваться начала. Никак кишка тонка оказалась.
То-то обрадуется кто-то.
Тело само приняло вертикальное положение – Агата и додумать ничего не успела, и к Володе подошла, словно робот.
– Ты чего?
– Нет, нормально.
Пристальный взгляд – такой непохожий, такой другой, внимательный и тёплый. От такого не появлялись мурашки, не хотелось отворачиваться и обхватывать себя руками; такой проникал под кожу, согревал все внутренности и растекался дымкой нежности.
Это напоминало контрастный душ.
И этот взгляд было намного проще вынести, не теряя лица.
– Наша сказка хороша – начинай сначала, – Владимир вздохнул и поскрёб затылок. Голос его обратился в шёпот. – Хочешь, поговорю?
Агата метнула быстрый взгляд чуть вправо – Кравцов
– Не стоит.
В самом деле – Володя не должен тратить время своё на бессмысленные увещевания. Она уже взрослая девочка, пора учиться уживаться с людьми. В этом странность виделась, но, как только от Ситникова поступали предложения помощи, у Агаты словно из ниоткуда появлялись более привычные ей упрямство и силы. Уже за одно только это его стоило благодарить.
– Тогда становись рядом и смотри за работой профессионалов, – Владимир подмигнул, дождавшись улыбки в ответ, навёл камеру на очередь и обернулся. – Денис!
Повторять дважды не пришлось – Кравцов отшвырнул окурок, перехватил микрофон и в несколько шагов сократил расстояние между собой и намеченной заранее на асфальте обрывком бумажки точкой. Володя склонился над камерой. Загорелся индикатор.
– Угу.
И Агата обратилась в слух. Позже, когда всё закончилось, ей показалось даже, что она не дышала толком, ловя каждый жест, каждый взгляд и каждое слово. Во всем происходившем огромная странность крылась, и далеко не сразу до Агаты дошло, что именно смутило её, едва Денис Кравцов шагнул к первому из трёх отобранных человек. А, когда дошло, она даже не поверила самой себе.
Все трое согласившихся заметно нервничали, не зная, чего именно ждать им от людей с камерой и микрофоном. Лишь парой слов Агата попыталась объяснить им, что нужно будет делать и как вести себя; потом – она видела это, под дубом сидя – к каждому подошёл Кравцов. И в это сложно поверить, однако…
Каждый вёл себя совершенно спокойно и естественно. Ни один из троих не запнулся и не смутился. Люди отвечали на вопросы эмоционально, горячо, но… но ведь именно того и требовалось.
Кравцов поменялся в кадре. Держась по-прежнему собранно и чуть отстранённо, он удивительным образом сумел расположить к себе тех трёх человек, изведённых очередями, пустыми полками и нищетой. Ситуация напомнила какую-то фантасмагорию, когда даже те, кто категорически отказывались слушать слова Агаты об участии в съёмке, начинали перешёптываться меж собой, поддерживая говорившего. Они словно изливали Кравцову свои души, словно искали в нём какой-то мифической поддержки или хотя бы понимания. И он смотрел на них, и в его взгляде нечто такое искрилось, что вынуждало их довериться. Вопросы не были необычными или провокационными, скорее даже наоборот – их отличала банальность. Но даже того оказывалось предостаточно Кравцову, чтобы создавать диалог, чтобы выводить людей на нужные эмоции и слова. Репортаж создавался на пустом месте, из ничего – это понятно даже полному профану вроде Агаты. И она стояла, ошарашенная и словно окаменевшая, в сантиметрах от периодически зевавшего в кулак Володи, и с каким-то необъяснимым чувством понимала, насколько и для него, и для Кравцова всё творившееся сейчас привычно, обыденно и даже скучно временами. На её глазах создавалось то, что через несколько часов увидели бы тысячи человек, то, чему суждено обсуждаться на лавочках и кухнях, то, что заняло бы отведённое место в эфире первого федерального телеканала, в самой популярной программе страны. Это походило на волшебство, которое творилось исключительно людьми; и Агата становилась ему свидетелем.
– Отнеси, пожалуйста, к нам в кабинет. Я покурю пока.
В руки перекочевали три кассеты, и Агата кивнула. Пока Кравцов сдавал готовый репортаж, у них имелось свободное время, а это означало одно – можно заглянуть к старым знакомым. За всё время пребывания в стенах телецентра лишь однажды выдалось достаточно времени, чтобы вдоволь наболтаться с ребятами из программы, в которой стажировка проходила. И упускать повторно появившийся шанс не входило в планы. Только в кабинет зарулить, и свобода.