Страницы незримых поединков
Шрифт:
Люди выглянули на улицы и увидели, что город уже снова обласкан жарким солнцем и очищен от мусора и грязи.
М. ВАЙНШТЕЙН
От возмездия не ушли
После ночного дождя медленно пробивался осенний рассвет. Они спускались в лесную низину, укутанную плотным туманом.
Тяжелая рация оттягивала спину. Намокшие мужские сапоги были великоваты, и хоть Лида тщательно намотала портянки, она все-таки натерла ноги.
— Давай
— Нет, я сама! — твердо ответила девушка не останавливаясь.
Никому и никогда не доверит она рацию. Их так учили еще в клубе Осовиахима на курсах, когда заканчивала десятый класс.
— Упрямая. За что тебе орден-то дали?
— Значит, было за что.
— Секрет?
Да, секрет. После зимних боев ее наградили орденом Красного Знамени! Всю зиму и лето она обеспечивала бесперебойную связь с Главным штабом партизанского движения Смоленщины и даже с Большой землей.
И вот последние дни — тяжелые бои, погибшие товарищи. Свежая гитлеровская дивизия по дороге на фронт нанесла сильный удар по партизанскому отряду «Дедушки».
При выходе из окружения ей было приказано вот с этими проводниками спасти рацию. Доставить ее на новую базу отряда в соседний район…
Она опасливо присматривалась к своим спутникам. Кто же эти парни, сопровождавшие ее? Что-то в отряде «Дедушки» она их не замечала.
Не нравятся их разговоры. Вдруг ни с того ни с сего начали пугать ее, как холодно, голодно и одиноко зимой придется партизанам в лесу.
В другой раз еще хуже.
— Красная Армия все уходит и уходит, — нудил Сашка Ковалев. — Говорят, уже бои на Волге за Сталинград идут, немцы уже на Кавказе орудуют…
— Для чего мы тут в партизанах мыкаемся, если война все равно проиграна, — противной скороговоркой сыпал Володька Жуков. — Может… лучше сдаться? Принесем оружие, рацию. Они ведь жестокие только к коммунистам. А нас домой отпустят… Мы ведь, Лида, с тобой смоленские, а Смоленск у немцев уже глубокий тыл…
— Сейчас же замолчите! — возмутилась Лида и вынула пистолет.
Они рассмеялись.
— Это мы тебя испытать хотели — такое задание от командира получили, — объяснил Володька Жуков.
— Придем на базу, обязательно расскажу комиссару, — пообещала Лида.
Идти все труднее. Лесная тропинка становилась все уже.
— Далеко еще? — забеспокоилась радистка.
— Километров десять, не ближе. Может, привал сделаем? — предложил Сашка Ковалев. — Вот здесь, по-моему, посуше.
Лида вынула из вещмешка сухую плащ-палатку, поставила на нее рацию и с облегчением присела, разулась.
— Может, позавтракаем? — предложила. — Давайте.
Она достала буханку хлеба, нарезала ломтиками сало, каждому положила по два кусочка сахара.
— Угощайтесь, ребята.
Парни молча жевали.
— Я сейчас за водицей сбегаю, — сказал Сашка Ковалев
Володька, криво усмехаясь, зло процедил:
— Значит, слушать нас не хочешь?
Лида все поняла, возмущенная, вскочила. В этот момент грянул выстрел. Подкравшийся сзади Сашка прицелился прямо в затылок девушке…
Отпуск майор Левин провел в Крыму. Его всегда тянуло в места, где прошла военная юность: под Сталинград, в Крым, на Украину и в Белоруссию.
Радостно было смотреть, как восстанавливались разрушенные города и села, подрастали новые, не знающие войны поколения. Вспоминались дорогие сердцу товарищи по оружию. Какие это были люди!
Николай Яковлевич всегда чувствовал себя неловко перед вдовами и сиротами. Вот он пришел с войны. А их мужья, сыновья и отцы остались на полях сражений. Никто его в этом никогда не упрекнул. Но от этого было не легче. Светлая память о друзьях и товарищах всегда была с ним, так же, как и чувство ненависти к врагам и их пособникам. А с последними ему по долгу службы приходилось иметь дело: он разоблачал военных преступников, изменников Родины, приспешников оккупантов.
Левин всегда поражался их духовной нищете, алчности, стремлению выжить любой ценой, даже шагая по трупам товарищей. Трусливые, подлые, жадные, эти отщепенцы верно служили своим хозяевам, рассчитывая получить хоть кость с барского стола.
…Начальник отдела поинтересовался настроением, здоровьем, погодой в Крыму, а затем сразу перешел к делу:
— Так вот, Николай Яковлевич, поступили сведения о том, что в нашей области скрывается государственный преступник, некто Александр Ковалев, примерно 1918—1924 года рождения. Не исключено, что он изменил свою настоящую фамилию. Вот, познакомьтесь с документами.
Левин просмотрел бумаги. В них сообщалось о действиях на временно оккупированной территории Смоленской, Витебской и Псковской областей тайной полевой полиции гитлеровцев, так называемой ГФП-703. Она проводила контрразведывательную и карательную деятельность вблизи линии фронта. При подразделениях были группы штатных агентов, завербованных из числа изменников Советской Родины, а также небольшие воинские формирования. Они осуществляли карательные операции против партизан, проводили обыски, истязали и расстреливали советских людей.
В 1945—1948 годах некоторые преступники были разысканы и преданы суду Военного трибунала. Другие продолжают скрываться. Розыск на территории Смоленской, Псковской и Витебской областей пока результатов не дал…
— Чем мы еще располагаем? — ожидающе спросил Левин.
— Есть показания некоторых карателей, в свое время разоблаченных и представших перед судом. — Начальник протянул ему старую папку.
Левин с обостренным любопытством стал читать. Вдруг найдется какая зацепка?