Страницы жизни и борьбы
Шрифт:
На берегу речушки раскладывались костры. Во время женского «байрама» варилось пшено, и надо было, когда гуляли вокруг костров, незаметно облить соседку водой («как ты стала мокрой, такой мокрой пусть будет и земля»). Во время мужского «байрама» варилась баранина и также обливали друг друга.
Крестьяне, видя, что рассчитывалась я в столовых серебряными деньгами с изображением на них Николая II, решили, что я ни больше ни меньше, как «тетка царя» и что это он прислал меня. Помню, что вот эта темнота и приверженность к царю были одной из причин, которые навсегда оттолкнули меня от «хождения в народ».
Мало-помалу моя работа в партии расширялась, и в моем ведении были не только склады литературы, но вообще все, что касалось технической стороны работы Петербургского комитета, т. е. обеспечение всевозможных квартир
7
Явкой называлась квартира или другое место, в котором члены подпольной организации в определенные часы и дни могли встретиться с секретарем или с кем-либо из руководителей организации. Из конспиративных соображений явки часто менялись.
Агент «Искры»
С момента возникновения «Искры» и начала борьбы по собиранию и созданию партии я была агентом «Искры». Поэтому относительно получения литературы мне хочется здесь рассказать подробнее. Способов транспортировки было много. Я остановлюсь только на наиболее распространенных.
Из Швейцарии мелкий транспорт литературы получался так: склеенные экземпляры газет, напечатанные на специальной тонкой бумаге (которую англичане употребляли для своих «миссионерских» изданий), заделывались в переплеты невинных детских книг или каких-либо альбомов. Сняв переплет, можно было размочить в теплой воде газеты, отделить лист от листа, просушить и свободно читать их.
Специальная мастерская на Бассейной улице (ныне улица Некрасова) получала аляповатые гипсовые фигуры, в которые заделывалась нелегальная литература, а потом, после изъятия литературы, эти фигурки продавались на улицах Питера.
Близость Финляндии к Петербургу давала возможность Центральному и Петербургскому комитетам РСДРП использовать особое положение Финляндии, имевшей свою конституцию и свободно получавшей через Швецию и Норвегию все издававшееся в Европе. В начале 900-х годов мы стали получать литературу через Финляндию. Вначале мы получали ее в очень небольшом количестве при посредстве сочувствующих нам кондукторов, кочегаров и машинистов Финляндской железной дороги. Эта литература шла через Швецию, где всем транспортом ведал литератор Конни Циллиакус. Он совершенно не разбирался в русских политических партиях, считал их все «революционными», и мы частенько получали вместо ожидаемых большевистских изданий издания меньшевиков, бундовцев, социалистов-революционеров или «экономистов». У нас не было ни малейшего желания нагружаться этой литературой, подвергаться из-за нее риску быть арестованными на станции Белоостров. Но отказ взять у товарищей финнов в Куоккале, Териоках или в Выборге привезенную литературу привел бы к тому, что они отказались бы впредь перевозить литературу из Гельсингфорса. Это грозило остановить доставку из Стокгольма и погубило бы весь контрабандный транспорт литературы. А ведь наши организации так в ней нуждались.
Необходимо было поставить дело транспорта так, чтобы мы могли быть уверены во всем пути, начиная от Женевы, где печаталась литература, и до самого Питера.
В самой Финляндии существовали в то время группировки «активистов» и «пассивистов». Одни боролись за независимость Финляндии активными путями (главным образом путем индивидуального террора), другие — пассивно (через печать). Обе группы охотно помогали русским революционерам; при их посредстве мы находили достаточное количество нужных нам квартир, адресов и т. д., чтобы получать литературу,
Одним из самых активных наших помощников того времени был журналист Артур Неовиус, высланный из Финляндии и поселившийся в Стокгольме. Через него шла переписка Петербургского комитета партии с Ильичем и Надеждой Константиновной. В письме в Женеву от 4 февраля 1905 г. я дала адрес Неовиуса Надежде Константиновне с просьбой выслать на его адрес «Вперед» и указывала, что лучше всего вкладывать «Вперед» внутрь какой-нибудь легальной иностранной газеты, которая пересылалась бандеролью.
Массовая пересылка литературы багажом шла в адрес «Народного дома» в Стокгольме и оттуда на пароходах «Борэ I» и «Борэ II» направлялась в Гельсингфорс, а затем в Выборг. С «Народным домом» мы были связаны непосредственно через руководителя социал-демократической партии Швеции Брантинга.
Недалеко от почтовой и таможенной станции Коркиямякки находилось имение Кириасалы Софии Игнатьевны Бурениной, матери Николая Евгеньевича Буренина, ставшего активным работником нашей партии [8] . Это имение сослужило большую службу в деле транспорта литературы. Н. Е. Буренин организовал для местных жителей, в том числе и для таможенников, чтения с волшебным фонарем, который он получал из «Подвижного музея учебных пособий» в Петербурге. Буренину приходилось через станцию Коркиямякки в санях или на телеге привозить фонарь и картины и отвозить их обратно. Он так часто это делал, что в конце концов таможенники перестали его досматривать; и вот он на обратном пути привозил в Петербург нашу нелегальную литературу.
8
Н. Е. Буренин носил кличку «Виктор Петрович», т. е. имя и отчество черносотенца-писателя В. П. Буренина. А еще мы звали его «Небуренин», присоединив к его фамилии первые буквы его имени (Николай) и отчества (Евгеньевич).
Однажды мне самой пришлось поехать за литературой, потому что Буренин не мог поехать, а литература нам срочно была нужна. Я приехала в виде гостьи в Кириасалы. На обратном пути Буренин посадил меня в телегу на ящик, и я спокойно привезла литературу на дачу около станции Парголово. А уж с дачи мне предстояло перевезти ее к себе на квартиру в Петербург. Но везти ее в ящике нельзя было. Я переложила всю литературу в портплед и в большую деревянную коробку из-под шляпы и благополучно довезла до своей квартиры. Но когда я вошла в подъезд, то ремни коробки не выдержали тяжести и лопнули, а литература веером высыпалась к ногам нашего швейцара (служившего когда-то в Преображенском полку). Ну, думаю, — пропала. Но швейцар и его жена сделали вид, что ничего не заметили, и даже помогли мне подобрать литературу. Я поднялась домой, вызвала товарищей, и через час у меня ничего не было.
Оказалось потом, что этот бывший преображенец сочувствовал мне и моему брату, и, когда были шпики, он предупреждал брата. А после Октября 1917 г. он пришел ко мне, чтобы я его защитила, потому что его, как бывшего преображенца, «прижимали».
В Выборг литературу привозили железнодорожники Финляндской железной дороги. Здесь был книжный магазин, в который она поступала и откуда мы должны были ее получать. Из Выборга я ее привозила в дачные места, а потом от дачников ее забирали разносчики литературы и привозили в Петербург. При этом приходилось прятать литературу под одежду, а не везти ее пакетами, поскольку все дачные места, вроде Мустамяки, Куоккала, Териоки, Оллила и других, находились на территории Финляндии и в Белоострове приходилось подвергаться таможенному осмотру. Таможенники обязаны были просматривать все пакеты и, несомненно, задерживали бы литературу.
Был у нас и специальный способ получения литературы с вокзалов в тех случаях, когда она прибывала багажом. В Петербурге была артель посыльных, или, как их называли, «красные шапки». Одному из товарищей вручалась накладная на багаж. Ему надлежало нанять посыльного с тем, чтобы тот поехал на городскую станцию, а самому следить за посыльным: за тем, как он выйдет из вокзала, будет ли кто-нибудь его сопровождать и т. д. Увидев, что все благополучно, он немедленно спешил на ту квартиру, где я его дожидалась.