Странная фотография (Непутевая семейка - 2)

Ткач Елена

– Ох, ну ладно. Только сначала пойди извинись, а то ничего говорить не буду.

Воистину это был день переговоров. Сеня рассказала брату о своей встрече с Любой, умолчав о прогнатом домовом, который в её семье воду мутит... Мама с папой и бабушка с дедушкой совещались на кухне. Костик позвонил Любе и проговорил с ней не меньше часа... Только Сеня ни с кем не разговаривала - из головы не шел сегодняшний разговор с матушкой, от которого она до сих пор не могла толком прийти в себя.

Она сказала, бабушка ТАМ за них хлопочет. А откуда матушка знает? Откуда она вообще о них столько знает, - Сеня только теперь задала себе этот вопрос. И про Прошу, и про папу с

мамой... Разве бабушка Дина знала о Проше? Ну, положим, каким-то чудом узнала: или Сеня проговорилась во сне или бабушка случайно Прошу увидела в её комнате... Но ведь для других он невидим! И потом, она никогда от бабы Дины не слыхала о матушке. Не было у той знакомой монашки, не было, хоть убейся! Когда же они познакомились? И почему в таком случае бабушка эту дружбу от всех скрывала? Нет, просто голова кругом, ничего не понятно!

Она решила отложить выяснение всех этих странностей на потом, когда в голове немножко прояснится. Матушка велела ей как можно скорее разыскать Прошу. Сеня и сама больше всего на свете хотела бы этого, только как его отыскать? Он сказал, сидит в каких-то развалинах, так пойди-ка найди это место! Скорее всего, оно где-то неподалеку, поблизости. Что ж, остается ухватиться за эту единственную зацепку.

Розыски Проши пришлось отложить - нужно было помочь родителям в доме прибраться. Костик с удвоенным рвением взялся за дело - в душе он чувствовал себя виноватым и старался, как мог, искупить вину перед отцом.

– Ксана, Костя, кладите в этот чемодан все самое необходимое!
– отец притащил в Сенину комнату старый потертый дедушкин чемодан и брякнул на пол посреди комнаты.
– Все, хватит испытывать судьбу, едем к тетке!

– Коля, погоди!
– мама мягко остановила отца, подняла чемодан.
– Сам подумай, это ничего не изменит. Нас найдут и на краю света, если уж на этой пленке свет клином сошелся! Зачем подставлять Марго? Нет, мы останемся здесь.

– Леля, нельзя же так, мы должны обезопасить детей. И я... ты пойми, после всего уступать этим тварям совсем позорно!
– отец проговорил это уже не слишком уверенно, голос дрогнул и, обхватив голову руками, он рухнул на Сенину кровать.

Мама кивками велела детям испариться, и принялась утешать папу. Костя плотно прикрыл дверь в комнату и пожал плечами.

– Н-да, тут сам черт ногу сломит! Ладно, пока суть да дело, я сваливаю. Позвонит Слон, скажи, чтоб вечером приходил - пленку проявим.

– Да, я так тебя и не спросила: как ваша съемка? Сфотографировали окно?

– А то! Думал вернусь после школы и сразу займусь проявкой, а тут - на тебе... Ну все, побежал!

– Ты к Любе?
– Сеня встревоженно поглядела на брата.

– Ну, ясно! Пока, Сеновал, не тушуйся, прорвемся не глядя!
– брат набрал в легкие воздуха, как перед прыжком в воду, резко выдохнул, напялил куртку, кроссовки и помчался по лестнице вниз.

Дробный топот ног... тишина... Ох, что с ним будет? Как-то встретят его разъяренные Любины родичи? Ведь брат собирался взять вину за её синяки на себя... Да ещё там, в той квартире этот отморозок-домовой... Еще вздумает отомстить Проше, сделав Костику какую-то гадость особую... ногу ему сломает или заикой сделает - с него станется...

Нет, так жить нельзя! Сеня, опустив голову, поплелась на кухню пить чай. Об обеде, ясное дело, не могло быть и речи - не до обеда сейчас! Голова раскалывалась, даже чуть-чуть подташнивало, видно, сказывались перегрузки этих последних дней. Или в самом деле она где-то грипп подхватила? Мужик сегодня в метро всех вокруг обчихал, от него все пассажиры шарахались!

Но не может быть, чтобы вирус прижился так скоро ещё и двух часов не прошло. Нет, тут что-то другое. Может в школе на днях заразилась? Эпидемии гриппа вроде нет еще, но первые заболевшие пташки уже появились. Сене болеть не хотелось - совсем недавно столько времени провалялась в постели, только выздоровела и опять двадцать пять... Нет, нельзя раскисать, кто сказал, что она грипп подхватила, - нужно надеяться на лучшее...

В кухне появились мама с папой какие-то тихие и просветленные. Интересно, что они в итоге решили? Сеня хотела было их расспросить, но с радостью исполнила мамину просьбу - потопала к себе в комнату. Ох, как же жарко натоплено! Батареи жарят вовсю! На улице теплынь - пятнадцать градусов, а топят как в январе!

Душно... Окно бы нараспашку открыть... Она зевнула, прилегла на кровати, укрылась пледом. Подумала, что хорошо бы помочь родителям в ванной прибрать - там такой бардак! И ещё пособить маме на кухне... Глаза у неё слипались. Через минуту Сеня спала.

Проснулась она оттого, что кто-то ласково гладил её по головке, как маленькую.

– Мама?
– девчонка сонно заморгала глазами, попыталась приподняться на локте, но без сил снова вытянулась в кровати.

– Лежи, лежи, Колечка, - зашелестел над ней знакомый надтреснутый голос.
– От таких волнений и здоровый мужик с ног повалится. Да уж, досталось тебе! Ты меня уж прости, беспутного...

Проша! Он колыхался в воздухе подле её кровати, охал, постанывал, всплескивал ослабевшими ручками, а по сморщенной кожице на щеках катились крупные голубоватые слезы.

– Прошенька!
– Сеня рванулась к своему другу и свалилась бы на пол такая слабость вдруг её охватила, если б он вовремя не поддержал и не водворил на подушки.

– Э, ты не дергайся!
– велел он ей, грозя кривеньким пальчиком. Ослабла ты очень. Эка, температура какая высокая у тебя! Лежи, а я тебе сказочку расскажу.

– Прош, ну какие сказочки, смеешься ты, что ли?! Мне уж скоро четырнадцать! Ты лучше скажи, что делать, какие новости и вообще...

– Новости, говоришь... Ох-хо-хонюшки!
– домовой вздохнул и с хрустом почесал за ухом.
– Честно сказать, не знаю, что и сказать... вот видишь, даже говорить разучился. Плохо у нас, Сенчик. Совсем плохо. Прогнатый ни в какую мириться не хочет. Уж я и так с ним и эдак, все хожу - прощенья прошу. Вьюсь вкруг него кругами, словно птах какой... а он... а!
– Проша махнул лапой, отвернулся и шмыгнул носом.
– Раздулся весь от обиды, распух, как пчелиный укус, а я, видишь, что ни день, только все больше сдуваюсь. Прямо как шарик. Он из меня силы пьет! Не домовой, а вампир форменный. От меня уж почти ничего не осталось, ты только посмотри - весь усох, скорчился, кожа висит, как тряпочка. Ужас! Говорю ему: я, мол, перед тобой виноват и прими мои смиренные извинения, а место твое - квартира, то есть, свободно, возвращайся и живи как и прежде... А он пыжится, дуется и - ни в какую! Уж не знаю, как его ублажить теперь.

– Хватит его ублажать!
– решительно заявила Ксения.
– Когда ты его из дому выгнал и он пострадал, его было жалко, а ты перед ним виноватый был это ясно. А потом что? А то, что из прогнатого он отморозком сделался - ни на какие уговоры не идет, домашних душит, тебя извел, извинений не принимает, простить не желает... а чего он желает, собственно? По-моему одного: всех подряд извести! Ему уже не квартира важна, не дом свой исконный насиженный, - ему важно силу свою показать. Прош, пойми, он куражится. Что, я не права?