Странница

Воронина Тамара

Милит выпоил ей с десяток глотков отвара, остальным промыл рану. Лена глухо завизжала в грудь шуту, но быстро перестала, потому что руку перестало жечь, боль не прошла, но заметно уменьшилась, и ее рев перешел во всхлипывания. Маркус принялся зашивать рану, и было это так всепоглощающе больно, что она сразу вспомнила, как шила ему по живому, а он уверял, что это полная ерунда. Все у них ерунда. Метательный нож в грудь – ерунда, пятьдесят плетей – фигня…

– Ну вот, – удовлетворенно отстранился Маркус, –

очень даже аккуратно получилось. Гарвин, подтверди.

– Прилично, – подтвердил Гарвин. – Меня тоже зашьешь. У тебя талант белошвейки…

Милит туго перевязал ей руку, густо намазав собственным ее бальзамом для заживления ран, смыл кровь и робко улыбнулся.

– Ну вот и все… Все будет хорошо. Ты скоро уснешь, а когда проснешься, будет уже легче. У нас лекарства хорошие, их Аиллена Светлая делала, а у нее руки добрые. Рош, ты одень ее, да укутай как следует, ее знобить будет.

– Сейчас, – шепнул ей шут, – сейчас все будет хорошо…

Он вытащил из ее мешка юбку и блузу, очень ловко одел, и даже руку было не очень больно, уложил поудобнее на попону и поплотнее укрыл одеялом. Второй рукой Лена вцепилась в него.

– Я не уйду, – пообещал он, – я с тобой буду, не бойся. Нет, Гару, не лезь, ляг вот здесь, грей ей ноги… Умница. Хорошо. Лена, а ты попробуй уснуть… Хочешь, я тебе колыбельную спою, а? Или что-то другое?

Он начал напевать что-то спокойное, нежное, монотонное, без слов… Вряд ли колыбельную, он их не знал, ему никогда не пели колыбельных, его не любили, он был нежеланным ребенком, его только терпели, и откуда в нем это умение любить…

Маркус и Милит в четыре руки колдовали над Гарвином. Тот шипел и тихонько ругался. Наверное ругался. А потом она впала в странную полудрему, вроде бы и спала и в то же время слышала, о чем они говорят, а потом уже и не слышала…

Ее не будили, а самостоятельно она продрыхла чуть не до следующего полудня.

– Проснулась, – известил шут, едва она открыла глаза. Тут же над ней нависли три таких родных лица. Ну, и разумеется столь же родная черная морда с рыжими подпалами. Она испугалась:

– Гарвин?

– Здесь я, – нормальным голосом откликнулся эльф. – Эй, расступитесь, пусть убедится, что со мной все в порядке.

Милит отодвинулся, и Лена увидела Гарвина, с комфортом устроившегося неподалеку. Он полусидел на одеяле, оперевшись спиной на пару мешков, голый до пояса с пластырем на груди. На пластыре проступила кровь.

– Это нормально, – заверил Маркус. – Она же не сразу останавливается. А там не бинты, всего-ничего. Вот скоро перевязку ему делать будем, сама убедишься.

– Лена, опасности нет, – подтвердил шут. – Ночью он спал плохо, а сейчас вроде ничего.

– Конечно, плохо, – пожал плечами Гарвин и даже не скривился. – Тебя бы так исцелить, вовсе не спал бы. Одни

кошмары после этакого в голову лезут. Причем самые жуткие.

– Это был нож для меня?

– Для тебя, – кивнул Милит.

– Гарвин…

– Давай ты меня потом благодарить будешь? – предложил он. – Когда поправишься и соображать начнешь.

– А кто?

– Обычный наемный убийца. Нанят здешним верховным магом.

– Не обычный, а очень хороший, – проворчал шут. – Гарвин, посмотри, мне не нравится, как она выглядит. И жар у нее. Звездочка ничем не была смазана?

– Была, – вздохнул Милит, – но противоядие у него было, сейчас она его выпьет. Шут, не бойся, это действительно противоядие. Он не смог бы соврать, даже если бы очень-очень захотел.

– Он мог верить, что это противоядие.

– А я проверил, – сообщил Гарвин. – Думаешь, не умею? Умею. К тому же попробовал на себе, потому что нож тоже был смазан. Аиллена, полукровка от тебя ни на шаг не отходил, даже по нужде, так что мы сами тут разбирались.

– Вы его…

– Нет, – поспешил прервать Маркус, – жив. Не совсем здоров, ты уж прости, я не сдержался, навешал ему основательно, но ничего, жить будет. И рассказывать людям, что маги поручили ему убить Светлую. Пить хочешь?

– Пить – нет, – мрачно сказала Лена. Маркус хихикнул, а шут шикнул на него, помог ей подняться – голова немедленно поехала в неизвестном направлении, да так, что она едва на ногах удержалась, тут же начался пожар в руке, там горело, а всему остальному было ужасно холодно, ее трясло, не горячий чай, ни одеяла не помогали. Промучившись с ней до вечера, мужчины устроили военный совет.

– Нужен нормальный лекарь, – заключил Маркус, – а не я. Гарвин, не обижайся, ты ведь вроде…

– Не лекарь, – не обиделся Гарвин. – Я целитель, а в прочем разбираюсь не лучше тебя. И хуже ее. Надо идти.

– Ну, ее-то мы понесем, а ты?

– А я сам пойду, – удивился Гарвин. – Сейчас еще вряд ли, а завтра пойду. Только если не быстро. Это, – он показал себе на грудь, – болит не смертельно, вот после… хм… исцеления мне не особенно хорошо, потому бегать и не смогу… И наверное, груз нести не смогу. А передвигаться – запросто.

– Надо тебе палку вырезать, – предложил шут, – все-таки легче.

– Палку так палку, – согласился Гарвин, – и правда. Вам придется и ее нести, и вещи…

– Можно я помогу нести вещи? – раздался откуда-то из кустов незнакомый голос. Головы повернулись в ту сторону.

– А чего ж? Пусть тащит. Если вы так уверены, что его заставилипопытаться ее убить…

– Заставили, Проводник. Только не очень хорошо. Как мне кажется, хорошие убийцы с пятнадцати шагов попадут неподвижно стоящей женщине не в руку, а в горло.