Странница
Шрифт:
– Я не должен был уходить… – с отчаянием пробормотал шут. – Не должен был даже разговаривать со Странницей. Но я так привык быть учтивым с женщинами, что не смог просто отвернуться. Она не лгала, Лена. Я готов поклясться. Она была совершенно искренней. Она даже понимала и меня, и тебя…
– Конечно, – нехорошо улыбнулась Лена, – тебе, дураку, и врать не надо. Тебе чистую правду сказать – и все, ты уже готов. Ты, искатель истины, неужели так и не нашел простенькую такую правду: не все истина, во что кто-то верит, пусть даже верит искренне.
–
– Но решила за меня, что мне нужно. Ты считаешь, я за себя сама думать не способна?
Он опустил глаза. Господи, зачем мужику такие ресницы? Тень на щеках… И похудел. Осунулся. Лицо стало… жестче. И шрам этот… Да единственный ли? Лена стянула одеяло. Конечно. Вот еще тут ножом полоснули, хотя, похоже, вовсе не смертельно. Она просто увидела, как кривится шут через денек после этой раны, вскидывая на плечо свой мешок. Не опасно, зато больно. А это? Непонятно, словно прокол…
– Просто на сучок напоролся, – пояснил он. – Честно. Самому смешно. Да ерунда, правда, ничего серьезного не было. Так… по морде чаще обычного получал. И давал тоже… чаще обычного. В общем, я очень плохо себя вел. Глупо и неразумно. Ты бы меня точно не узнала.
– Перебесился?
– На всю оставшуюся жизнь, – вздохнул шут. – Нет мне никакой жизни без тебя. Год – это очень много, Лена. Кто-то жил вместо меня этот год, но это был не я. А сейчас – я. Потому что держу тебя за руку. И ничего больше мне не нужно. И никого больше мне не нужно. Где угодно, как угодно, куда угодно – только с тобой.
Его голос слабел, и Лена испугалась. Шут улыбался виновато и ободряюще одновременно. Вернулся Гарвин, сунул под кровать «утку» и косо глянул на Лену.
– Я тебя с ним наедине не оставлю, – очаровательно улыбнулась она.
– Думаешь, стрелял все-таки я? – не удивился Гарвин.
– Нет, не думаю. Думаю, ты ему по шее надаешь. А он еще слаб.
– По шее? Нет, не за что. В конце концов, сын моей сестры был счастлив целых полгода.
Шут молча смотрел на него, а выражение его лица Лене совсем не понравилось. Раньше такого не было. Он разглядывал Гарвина, словно не лежал без сил на узкой раскладной кровати, а сидел за столом, держал в руке мощную лупу и поворачивал наколотого на длинную булавку жука. Взгляд эльфа.
– Ты человек, Рош, – напомнила она. Шут кивнул, продолжая изучение. Гарвина, впрочем, это не смущало. Интересно, есть вообще хоть что-то, способное смутить эльфа? Ведь даже самый-самый из них Кайл…
– Известно, кто стрелял, – сообщил ей Гарвин. – Пришел к Владыке и признался. Исключительно мои мотивы: чтоб ты была не просто с эльфами, а еще и с эльфом. Полукровка его почему-то не устраивает. Ну что, побежишь заступаться?
– Почему? У эльфов нет смертной казни, как я понимаю.
– Лучше б была, –
– Ничего, – кровожадно сказала Лена, – прибьется к местным эльфам, не прогонят.
– Как раз прогонят. Аиллена, изгнание – это навсегда. Отовсюду. Если решения об изгнании принял Владыка, ни один эльф не примет изгнанника. Воды не даст и в сарай переночевать не пустит. А эльфы-одиночки долго не живут.
– Ну, – пожал плечами шут, – что-то он умеет делать, а эльфийские мастера в Сайбии ценятся. Поживет среди людей. Не станет сверху вниз смотреть, даже бить не будут. Часто, во всяком случае, не будут.
Лена встала, и они оба засмеялись, но удерживать ее не стали. В палатку Лиасса она прошла мимо пары черных эльфов, причем один прикидывался памятником и даже на Лену не глянул, а второй, жевавший кусок хлеба с сыром, встал и поклонился. Ну да, один сторожит (а Аиллене все можно, везде можно и всегда можно), а второй – мальчик на побегушках. Прислуги у эльфов не было, даже у Владыки, но всегда находились желающие постирать ему рубашки или приготовить обед, а бодигарды состояли на службе и никакие поручения зазорными не считали. Велел бы Лиасс ему трусы да носки свои стирать, не моргнул бы и стирал с тем же тщанием, с каким бдит. И еще за честь бы счел.
Посреди палатки стоял на коленях эльф с опущенной головой. Ага, совет в полном… почти полном составе. Нет Милита (по причине болезни), Ариана в совет вроде как и не входит, но регулярно на нем присутствует, потому как весьма уважаема в среде эльфов, даже нечто вроде титула имеет – Властительница, а Гарвин в прежние времена как раз входил, а сейчас сам вышел, хотя его не выгоняли. Самокритика у эльфов была на высоте.
Лена кивнула всем и никому, эльфы раскланялись. Лиасс покачал головой. А ты меня выгони, подумала Лена, прояви характер, Владыка. Нет? Тогда терпи. Эльфийские нравы способствуют развитию нахальства даже у некоторых Светлых.
Эльф был незнакомый. То есть видеть-то она его видела, но как зовут, не знала. А может, и не видела. Они были так однообразно красивы, что Лена различала только знакомых. Никаких тебе особых примет типа толстого пуза, кривых ног, волосатых рук или бородавки на носу.
– Зачем? – спросила она. Эльф поднял голову и с обреченностью во взгляде посмотрел на нее.
– Не знаю, Аиллена. Вдруг понял, что хочу, чтобы ты всегда была с нами. С эльфом, а не с человеком.
– Но он полукровка, а не человек. Разве он не считается эльфом?
– Да. Конечно. Я не понимаю, зачем это сделал, Светлая.
Лена повернулась к Лиассу, и он кивнул.
– Магическое воздействие. Небольшое. Он об этом думал, так что подтолкнуть его было совсем несложно. К сожалению, пришел поздно, поэтому мы смогли обнаружить только слабые следы.
– И что с ним будет?
– Как скажешь, – любезно сообщил Лиасс.
– А если я ничего не скажу?
– Тогда решит совет. Как бы там ни было, он будет наказан.
– Хотя и не виноват?