Странники войны
Шрифт:
— Но эта женщина, насколько я знаю, не Ева Браун.
— Это вы так считаете, гауптштурмфюрер. Имперская же тень согласна только на Еву, и не ниже, да простят меня, имперского сводника, все сущие на небесах ангелы и святые.
— Ваш Зомбарт плохо кончит, господин штурмбаннфюрер, — мрачно осмотрел свои начищенные до блеска сапоги адъютант.
— Судя по вашему тону, вы имели в виду вовсе не Зомбарта, а меня.
Родль недовольно покряхтел и зачем-то поправил кобуру, которая в самые ответственные моменты отвисала так, что оказывалась у него в паху.
— Мы с вами тоже немало рискуем.
—
— Мне бы не хотелось, чтобы вы сводили мои опасения к обычной дружеской шутке. У меня действительно создается впечатление, что нас втягивают в какую-то странную авантюру.
— Причем делают это давно и постоянно.
Скорцени приблизился к столу, трепетно, хотя и наобум, раскрыл папку в антрацитово-черном переплете, словно колдун — свое чернокнижие.
«Набополасар», — прочел он. А ведь эта история находилась в середине машинописи, и страницу он не загибал и не закладывал. Концепция Юнга относительно того, что все странности и совпадения, с которыми мы сталкиваемся в жизни, являются проявлением неких неизвестных нам сил природы Вселенной, стремящихся подчинить весь хаос и сумбур человеческой жизни непонятному и недоступному нашему пониманию порядку, продолжала подтверждаться с убийственной убедительностью. Тем не менее со стороны Скорцени напоминал Родлю монаха, старательно выискивающего в Святом Писании библейское оправдание своих низменных грехов.
— Речь идет не о тех авантюрах, в которые нас ввергают как диверсантов. Там все оправдано высшими интересами рейха. Но эти двойники... Это тайное подражание фюреру... Еще ведь неизвестно, как начнут истолковывать их появление, а главное, ваше пристрастие к ним в ближайшем окружении Гитлера.
— Ваши страхи уже на чем-то основаны?
— Тогда было бы проще. Мы тотчас же постарались бы ликвидировать их источник. А так нарастает молва. Безликая, всеобщая. Я это предчувствую. Где двойник — там подозрение.
— А где подозрение — там неминуемо появляется двойник. Улавливаете логику бытия?
— Будь я вашим шефом, категорически запретил бы читать философские трактаты и авантюрные истории. К счастью, мне этого не дано. Приказать оберштурмфюреру Фройнштаг немедленно прибыть к вам?
— Но ведь она захочет привести себя в порядок.
— Естественно. Хотя вы сами запретили упоминать о том, что она женщина.
— Таковы «видимые проявления неизвестных принципов природы, являющиеся одинаковыми и одинаково действующие во всей Вселенной» [79] , - вновь продемонстрировал Скорцени абсолютную вредность учения.
79
Перефразирована одна из научных гипотез ученого-психолога Карла-Густава Юнга.
47
Наконец появился Звездослав. Прежде чем положить карту на стол, он внимательно посмотрел сначала на Беркута, затем на отца. И все понял.
Карта Европы, которую он расстелил перед лейтенантом, оказалась старой и истерзанной, как охваченный войной континент. Но
— Как зовут командира вашей группы? — спросил Беркут, все еще не отрываясь от карты, прикидывая, каким путем легче всего пробиваться к линии фронта, к границе Украины.
— Отец уже называл его. Кодур.
— Кличка, конечно?
— Я знаю только это: Кодур.
— Можешь связаться с ним? Сегод ня же. Хотелось бы встретиться.
— Зачем? — не то чтобы испугавшись, но как-то растерянно спросил Звездослав, неодобрительно посматривая при этом на отца. Он почему-то решил, что мысль о встрече с командиром партизан возникла под его влиянием.
— Так можешь или нет?
— Вы хотите встретиться только с Кодуром?
Немного поколебавшись, Беркут решительно заявил:
— Почему только?.. Со всеми. Или хотя бы с теми четырьмя, что бежали отсюда через окно.
Звездослав молча наполнил свою рюмочку, выпил, пожевал бутерброд и, взяв автомат, направился к двери.
— Буду через полчаса. Надеюсь, что с Кодуром. Хотя человек он... — выразительно помотал головой Звездослав.
— Ну и божественно, — ободряющей улыбкой поддержал его лейтенант.
Оставшись одни, Беркут и хозяин какое-то время испытывающе смотрели друг на друга, как бы спрашивая: «Разумно ли мы поступили, что послали его к командиру партизан?»
— Неужели хотите присоединиться к ним? — хозяин вновь повернулся лицом к иконе, поднес пальцы ко лбу, но, так и не перекрестившись, опустил руку.
— Да нет, у нас иные планы.
— Тогда зачем встречаться? И сына посылать не следовало бы. Я вот что надумал, лейтенант: возьмите-ка вы Звездослава с собой.
— Куда «с собой»? В Украину, что ли?
— Она для него не чужбина, — напомнил хуторянин. — Чувствую, что не уберегу его здесь.
— А я должен поклясться, что уберегу? Неужели не понимаете, что вряд ли нам удастся прожить без риска хотя бы один день?
— Почему же? Понимаю, — вздохнул хозяин, разведя руками. — Видно, мне его никак не уберечь. Но с вами он хотя бы сражаться будет за Украину, за родную землю. А здесь... С этими... Начали они вроде бы за идею, но теперь все больше становятся похожими на бандитов с большой дороги. Не пойму я, чего хочет этот сумасшедший Кодур. Да и сам он, наверное, понять этого уже не в состоянии. Потому и сатанеет, мать бы его не крестила.
— Хорошо, допустим, я соглашусь. А как Звездослав? Честно говоря, я и сам подумал, что стоило бы взять его с собой. И не только его. Не исключено, что и другие лесовики из группы Кодура тоже захотят присоединиться.
— Про других не знаю. Правда, есть там один неплохой парень — Петро Вагула. В гимназии вместе со Звездославом учился. Тот мог бы согласиться. Что же касается Звездослава... Благословлю — и пойдет. Только отпустит ли его по-доброму Кодур — вот чего я боюсь, пан лейтенант.