Странники
Шрифт:
Это, может быть случайное, поверхностное, нестойкое, самосознание необходимо было тотчас же закрепить, чтобы оно стало осмысленным, чтобы впиталось в плоть и кровь. Вот тут-то наиболее зрелая молодежь и повела между своими пропаганду:
— Товарищи, нас законопатили в мастерские, а между тем для ума нам ничего не дают, нас держат в темноте… Что это за безобразие такое, товарищи! Надо требовать… За что боролись?..
Осажденное требованиями, начальство только того и ожидало. Организовалось сразу несколько кружков: самообразования, бухгалтерский, политграмоты, драматический, хоровой, музыкальный. Работа закипела, как
5. В ЛАПАХ У ЖИВОРЕЗА
Летнее время для ребят — время отдыха, Впрочем, дети собирали камешки, цветы, травы, насекомых, систематизировали их, пришпиливали на картоны.
Как-то заведующий спросил Инженера Вошкина, возвращавшегося с поля:
— Ну, каковы результаты, Павлик?
— Да не вовся, Иван Петрович. Впрочем, один результат попался: в мешке сидит. — И мальчонка вытащил из мешочка зеленого кузнечика.
Однако Инженеру Вошкину все это наскучило, Он частенько под вечерок уединялся на обрыв реки, откуда были видны покосы, леса и деревеньки. Солнечные закаты вселяли в его душу тихую грусть, влекли его куда-то. Тогда в его голове и сердце подымалась мечта о Крыме, о вольной, полной приключений жизни. Инженер Вошкин начал подумывать о побеге: «А что, если увинтить?»
Такие мысли донимали его все чаще и чаще. Он ни с кем не делился ими, переживал сам. Стал замкнут, похудел.
Однажды утром Емельян Кузьмич подал ему письмо. На конверте, после адреса, значилось: «Передать воспитаннику, который звал себя на воле Инженером Вошкиным».
Мальчонка, схватив письмо, задышал всей грудью, сказал:
— Ого, изобретение письма! Это от Фильки и Амельки, ответ… — и убежал к реке. На берегу думал, что Амелька, наверно, зовет его в Крым, а может, давно в Крыму сидит, виноград жрет и выписывает Инженера Вошкина к себе. Может, в конверте проездной билет лежит со скидкой. И вскрыл конверт.
«Здравствуй, Павлик. А пишет тебе по доброй памяти Амелька Схимник, Я видел тебя, миленький, хороший мой, как ты весной проходил мимо больницы тюремной с барабаном, в пальтеце и брючках. Я тебе кричал, только не докричался. Пишу коротенько, не чаю, что письмо попадет к тебе. А когда ответишь, напишу в подробности, что и как. А может, постараюсь увидать лично. Я пострадал, но теперь на хорошем пути. Я очень мучался и теперь мучаюсь душой Расскажу при свидании. Ну, теперь я другой Выкинул всю дурь из башки о Крыме. И ты сиди на месте, не думай винтить, сиди, поверь мне…»
Тут губы мальчонки задрожали, строки письма взвильнули хвостиками, смылись, и немило стало все кругом. Мальчонка сгорбился, потом вскочил и швырнул камнем в голого мужика, купавшего на том берегу лошадь. И тут блеснуло в голове: «Да, может, это письмо вовсе не от Амельки, может, это Емельян Кузьмич выкинул штучку, узнал как-нито, через какую-нибудь магию, что увинтить хочу, вот и…»
Вновь сел, перечел письмо, понюхал его и убежденно сказал:
— Нет, пожалуй, от Амельки. Ах, черт… А как же Крым? Ужасно хочется пошляться. А тут сиди да сиди. Хоть бы коротенького винта дать, ну, закатиться бы денька на три, ухрять куда-нибудь в трущобу, в лес, а там опять вернуться. Нет,
Инженеру Вошкину все это хоть бы хны. Зато всласть нагуляется, в трущобах побывает, может, Змея-горыныча какого в лесу встретит, может, Бабу-ягу. А с Бабой-то Ягой он завсегда справится: у него рыбий зуб морской собаки есть… Хряй, Павлик, хряй!
В таких мечтах мальчонка сам не свой слонялся целый день, с гордостью всем совал письмо:
— Личное заказное, воздухоплавательной почтой, мне.
А вечером сказал Марколавне:
— Я, может быть, в экскурсию ненадолго пропаду, вы не бойтесь: я вернусь.
Потом, после ужина, удрал на берег реки, что против деревни, и предался созерцанию. Пришло в деревню стадо, слышалось мычание коров, блеяние овец, крики баб, девчонок. Наконец все стихло. Звезды показались в небесах. В болоте скрипуче перекрикивались коростели; при реке, под обрывом, вихрастый костер горел. Поздняя лодка скользко бороздила воду. От деревни с ветерком понесло запахом парного молока.
Инженер Вошкин сплюнул и с озорной неудовлетворенностью в голосе запел:
Сидит заяц на березе, Никто замуж не берет!..Вскоре закричали воспитанники:
— Вошкин! Эй, Павлик! Спать!
— На фиг, — сказал Инженер Вошкин, и, когда стали приближаться к нему спускавшиеся с горы голоса, он быстро, как белка, взмахнул на сосну. Мимо него прошли старшие мальчики вместе с Емельяном Кузьмичом и Марколавной.
— Лодка здесь, значит, он где-нибудь на атом берегу, — мудрствовала Марколавна.
А там, за рекой, тоже всполошились путаные голоса Инженер Вошкин вслушался и понял, что в деревне потерялась девочка: она ушла за коровой, да и заблудилась.
Наступала ночь. Деревня налаживала поиски пропавшей. Бабы пошли в одну сторону, к березовым рощам, мужики — в другую, в темный бор.
Инженер Вошкин сел в лодку и заработал веслами.
— Иришка-а! Эй, Иришка-а, иди домо-о-й!
Так кричали, надрываясь, мужики и бабы целый час.
Крики удалялись, замирали. Мужики, ругаясь черной бранью и попыхивая трубками, перли лесом напролом, орали, что есть мочи:
— Иришка-а!.. Эй!.. Иришка-а-а!
— Стой, вот она! — остановился похожий на колдуна мужик и, сверкая, как сыч, глазами, махнул фонарем направо в темневший ельник. — Иришка, ты?
— Нет, — хриплым баском ответил Инженер Вошкин, — я такая же мужчина, как и ты.
Мужики захохотали:
— Откудова? Шпитонец, что ли?
— Инженер. Изобретатель.
Мужики опять захохотали. Мальчонка весь нажилился, натужился и, чтоб подольститься к мужикам, звонко закричал:
— Иришка-а-а!.. Шагай сюды-ы!..
Меж тем восьмилетняя Иришка давным-давно благополучно вернулась. Опасаясь, что ее там же в лесу вздуют, она тихомолком прокралась, как мышь, домой и затаилась вместе с тараканами на печке. Мать сволокла ее оттуда за косу и надавала по щекам затрещин. А вскоре за ушедшими на поиски побежали оставшиеся в деревне. И звенело через темную сонную ночь то здесь, то там: