Странные дела к югу от города
Шрифт:
Установилась теплая погода, и больше не нужно было носить толстую ватную куртку. Только по утрам и вечерам, когда было прохладно, я набрасывала сверху легкую мягкую ватную жилетку. Обувалась я теперь в новенькие матерчатые тапочки с черными кожаными носами. Тетя Ван – мама Сючжэнь – при виде моих новых тапочек сказала:
– Какие жесткие тапочки! Скорее порог наш разобьешь, чем они порвутся!
Я стала частым гостем в «Хуэйаньгуане». Ворота постоялого двора всегда были нараспашку, поэтому я в любое время могла туда проскользнуть. Именно «проскользнуть», потому что я всё время боялась, что меня увидит кто-то из моих домашних. Они знали только, что
Сегодня Сючжэнь в доме не было. На столике на кане стояла большая стеклянная банка, в которой плавали несколько золотых рыбок. Я спросила тетю Ван:
– А где Сючжэнь?
– В боковом дворе!
– Пойду поищу.
– Не ходи, она сейчас придет, подожди лучше здесь. Погляди, какие рыбки!
Я приблизила лицо к банке и заглянула в нее. Золотые рыбки плавали и разевали рты, глотая воду. Глядя на них, я и сама невольно начала разевать рот. Иногда какая-нибудь рыбка подплывала ко мне, и мы смотрели друг на друга через стекло – нос к носу! Я встала на колени на краю кана и любовалась рыбками, пока не затекли ноги. Сючжэнь всё не шла.
Тогда я села поудобнее и подождала еще немного. Так и не дождавшись Сючжэнь, я потеряла терпение, выскользнула из дома и направилась в боковой двор. Мне кажется, он всё время был заперт: никогда не видела, чтобы кто-то туда ходил. Я осторожно толкнула ворота и вошла. Двор оказался очень маленький, там росло дерево, уже покрытое молодой листвой. В углу землю устилали сухие и наполовину сгнившие листья. Похоже, Сючжэнь занималась уборкой, но сейчас она с веником в руках стояла под деревом, прислонившись к стволу, и подолом утирала слезы. Я тихонько подошла к ней и заглянула в ее глаза. Не знаю, заметила ли она меня – на мое появление она никак не отреагировала. Вдруг Сючжэнь повернулась лицом к дереву и, обхватив руками ствол, зарыдала.
– Коричка, Коричка, – повторяла она, – зачем же ты ушла от мамы?
Сколько обиды звучало в ее голосе, сколько печали!
– Как же ты без меня дорогу найдешь, далеко ведь! – рыдала она.
Моя мама говорила, что мы приехали издалека, что наша родина очень далеко отсюда, на каком-то острове, со всех сторон окруженном водой. Оттуда мы плыли на большом пароходе, потом ехали до Пекина в огромном поезде. Я спрашивала маму, когда мы поедем домой, и она отвечала, что не сейчас. Ведь мы так долго сюда добирались, поживем здесь подольше. Интересно, где находится то «далеко», о котором Сючжэнь говорит? Это так же далеко, как наш остров? Как же Коричка одна туда доберется? Мне было очень жаль Сючжэнь, а при воспоминании о незнакомой мне Коричке я почувствовала, как на мои глаза навернулись слезы. Сквозь затуманенный взор мне вдруг показалось, что я снова вижу того упитанного малыша верхом на рыбе – он же и впрямь совсем без одежки!
Я тяжело задышала, стараясь не расплакаться, и потянула Сючжэнь за штанину:
– Сючжэнь! Сючжэнь!
Она прекратила рыдать, с мокрым от слез лицом присела передо мной на корточки и уткнулась лбом мне в грудь. Вытерев слезы о мою мягкую ватную жилетку, она подняла голову и с улыбкой взглянула на меня. Я протянула руку, поправила ее растрепавшуюся челку и неожиданно для себя самой произнесла:
– Сючжэнь, ты мне очень нравишься!
Ничего не ответив, она шмыгнула носом и встала. Погода стояла теплая, поэтому сейчас вместо ватных штанов с гамашами на ней были легкие
Сючжэнь потянула меня за руку:
– Пошли в дом, поможешь мне там прибраться.
В маленьком боковом дворике стоял только этот малюсенький двухкомнатный домик. Сючжэнь толкнула дверь, и та заскрипела, да так неприятно, что, казалось, скрип пронзает до самых костей. После залитого солнцем дворика в темном помещении было зябко. Пространство передней комнаты занимали аккуратно расставленные, но покрытые толстым слоем пыли письменный стол, стулья и книжный шкаф. Сюда бы няню Сун! Она как взмахнет своей метелкой – пыль так и разлетится по всей комнате. В разговорах с мамой папа часто удивлялся, что няня Сун не протирает пыль влажной тряпкой, ведь от метелки никакого толку: потом всё снова осядет на прежнее место. Но мама просила папу не делать няне замечаний, она считала, что в Пекине принято убираться именно так.
Дальняя комната оказалась еще меньше, чем первая: в ней поместились только кровать и чайный столик. На кровати лежал кожаный чемодан. Сючжэнь открыла его и достала большой мужской ватный халат – я такой у папы видела. Она прижала халат к груди и заговорила сама с собой:
– Надо бы в него еще хлопка добавить.
Вынесла халат во двор и повесила сушиться на солнце, а я вышла следом. Потом она вошла обратно, и я снова последовала за ней. Сючжэнь попросила меня помочь ей отнести чемодан во двор, чтобы его тоже посушить под солнцем. В чемодане лежали лишь пара перчаток, фетровая шляпа и несколько поношенных подштанников. Сючжэнь аккуратно разложила каждый предмет под солнцем, затем взяла в руки полосатую куртку:
– Думаю, эта куртка годится только на подкладку куртки для Корички.
– Конечно. – Я отвернула край своей куртки и показала Сючжэнь подкладку. – У меня тоже из папиной старой одежды сшита.
– Тоже? Откуда ты знаешь, что это одежда Коричкиного папы? – спросила Сючжэнь, с улыбкой уставившись на меня. Ее веселое настроение передалось и мне. Но действительно – откуда я знаю, что это одежда Коричкиного папы?
Не зная, что ответить, я склонила голову набок и улыбнулась. Сючжэнь потрепала меня за подбородок.
– Ну, скажи! – настаивала она.
Мы сидели на корточках возле раскрытого чемодана, и я радостно рассматривала лицо Сючжэнь. Ветер сбил ее челку на бок, и она напомнила мне кого-то, но я так и не поняла, кого. Я ответила:
– Просто догадалась. Послушай, – понизила я голос, – а как мне называть Коричкиного папу?
– Называй дядюшкой!
– У меня уже есть дядя.
– Дядь может быть много! Ну, тогда называй его дядя Сыкан. Он третий в семье, поэтому можно еще звать его третьим дядюшкой.
– Третий дядюшка Сыкан… – произнесла я. – А во сколько он домой вернется?
– Он… – Сючжэнь резко выпрямилась, нахмурилась и склонила голову набок. Подумав немного, она ответила: – Скоро. Он пару месяцев как уехал.
Она снова вошла в дом – и я за ней. Она немного повозилась в доме и опять вышла – я следом. Она стала возиться во дворе: одно передвинула, другое передвинула. Так мы с ней и ходили туда-сюда, мне было очень весело. Лицо у Сючжэнь порозовело, на щеках расплылись пыльные разводы, на кончике носа и над верхней губой выступили бусинки пота. До чего же она хорошенькая – загляденье!