Странный запах тростника
Шрифт:
Это был голос Гэндальфа.
– Да?
– В общем, передай автору письма, что для того, чтобы стать такими, как четвёртая школа, нам нужно ещё много работать над собой. Вчера была тренировка – сколько на неё народу пришло? Вот с этого надо начинать. И вообще, надо свои претензии говорить в лицо, а не этим детским садом заниматься. Ещё и фронтовым треугольником сложили зачем-то.
– Понял. Передам.
Ваня с Олегом на тренировке были, как и Слава с Ильёй. Прогуляли девчонки из седьмого и новобранцы-пятиклассники, да ещё Лена отпросилась к репетитору. Занимались физической подготовкой и строевой:
На подходах к автобусу Илья споткнулся о пенёк и крепко выругался.
– Напилили тут…
– Слушай, ну можно как-то культурнее выражаться?
Митриев обернулся и снова увидел студентку из литературного. Она начала его порядком раздражать.
– Ты сама, если б споткнулась, классику бы сейчас процитировала?
– Да запросто!
Сколько тут было кудрявых берёз!
Там из-за старой, нахмуренной ели
Красные гроздья калины глядели,
Там поднимался дубок молодой.
Птицы царили в вершине лесной,
Понизу всякие звери таились.
Вдруг мужики с топорами явились…
– Всё, всё, всё! – умоляюще зажестикулировал Илья. – Офигеть ты умная. И ты так вообще про всё стихи вспомнить можешь?
– Да нет, на самом деле, – улыбнулась студентка. – Просто я сейчас пишу курсовую работу по Некрасову, поэтому помню много его стихов.
– Понятно… Это, значит, Некрасов?
– Да, из поэмы «Саша».
В автобусе Илья сидел один. И думал, что неплохо было бы воскресить хоть на месяц Некрасова или, скажем, Чехова. Ещё четыре года назад их класс ставил сценки по рассказам «Хамелеон», «Толстый и тонкий», а на литературе по косточкам разбиралось, что такое чинопочитание и почему это плохо. Значит, это явление при Российской империи школа ругает, осуждает и культ личности Сталина. А что насчёт современности, когда в губернаторе видят полубожество, а сибирские юнармейцы выстраиваются в сердце со словами «Путин и Тува»? Ещё и преклонив колени… А в Волгограде ребятишки Аниного возраста поют про готовность умереть за «дядю Вову» и за возвращение Аляски.
Илья встряхнул головой и включил одну из встроенных игр на телефоне. Скорее бы Фёдоровск с его привычным круговоротом дел и развлечений, чтобы забыть слишком взрослые мысли, одиночество и беспомощное недоумение…
***
Через неделю поздним вечером Митриев сидел на диване и переписывался с приятелями из Речного.
– Илья! – окликнул папа из соседней комнаты.
– Чего? – он недовольно вытащил наушник. Его собеседники предпочитали записывать голосовые сообщения, а слушать их без наушников при родителях не стоило. Пацаны, в отличие от студентки из литературного, изъяснялись не строчками Некрасова.
– Ты когда обещал еду от бабушки принести?
Митриевы всегда перетаскивали продукты к бабе Нине на время разморозки своего холодильника. Благо, та жила через минут двадцать ходьбы.
– Ну можно я завтра после школы к ней зайду?
– Ага! Щас, – искренне возмутился папа. Он лежал с температурой, простыв на смене. Работал Сергей охранником в московском сетевике,
Сергей вылетел с третьего курса военной академии генерального штаба вооружённых сил, не поладив с преподавателем, побывал в Чечне и после этого всю жизнь что-нибудь охранял – обычно в Москве.
– Ладно… Иду, – вздохнул Илья и поднялся с дивана.
Он вышел из подъезда, включил на плеере Коржа. Ветер задувал такой, что впору было надевать шапку, как будто осень не только началась, а уже заканчивается. Митриев засунул руки в карманы, приподнял воротник и быстро зашагал в сторону бабушки через центральную улицу.
Ох и зря он выбрал этот путь…
Неопытный патрульный ещё шагов за тридцать окликнул Илью:
– Молодой человек!
Второй ППСник нелестно отозвался об умственных способностях напарника и сказал идти тихо. Впрочем, Митриев ничего не услышал: он любил включать музыку погромче.
– Без косяка не бывает у нас никогда,
Ничего не бывает у нас без косяка,
Без косяка не бывает у нас никогда,
Ничего не бывает у нас без косяка…
Впоследствии Илье забавно было вспоминать, что задержали его именно под эту песню – про неудачи и косяки. А если бы он слушал, например, «Горы по колено» или «Жизнь в кайф»?
– Молодой человек! – раздалось уже вплотную. Митриев остановился и растерянно вытащил наушники. Он уже понял, что попал по полной программе.
– Патрульно-постовая служба, сержант Васильев, – в темноте мелькнула корочка. – Сколько вам лет?
– Девятнадцать, – схватился за соломинку Илья.
Второй ППСник произнёс фразу, несколько более грубую, нежели «зачем ты врёшь». Васильев зыркнул на него и продолжил:
– Документ, удостоверяющий личность, можете показать? Паспорт, водительские права…
– Нет. Не ношу с собой.
– Тогда пройдёмте в отделение для установления личности.
– Ну пол-одиннадцатого же ещё! Двенадцати даже нету…
– Если вам девятнадцать лет, – чуть улыбнулся Васильев, – чего вы переживаете? Сейчас вам кто-нибудь из родственников паспорт привезёт, и мы вас отпустим. Извинимся даже.
Илья вздохнул и молча стал слушать, как второй ППСник вызывает бобик.
– Да пацана приняли. Явно восемнадцати нет, говорит, что типа девятнадцать. Напротив Сбера на Филатова…
– Ладно, я соврал, – признался Илья, когда он повесил трубку. – Мне пятнадцать.
– Нехорошо… обманывать полицию, – равнодушно пожал плечами Васильев. – Тем более, когда всё так очевидно. Где живёшь?
– Рядом я живу… – Митриев назвал адрес.
Всё же интересно получается: когда он возвращался с тусовок, с той же дискотеки 31 августа – никогда не нарывался на патруль. А когда вышел из дома по такой банальной причине, возникли проблемы. Впрочем, и к лучшему, что не наоборот…
В отделе его завели дежурную часть и сказали, что сейчас приедет инспектор ПДН. Илья сел на высокую деревянную скамью и огляделся. Зарешёченное окно, выкрашенные в грязно-оранжевый стены, увешанные ориентировками (в основном на мигрантов), камера наблюдения в углу и, конечно, линейка для измерения роста. Митриев подошёл к ней и увидел, что немного не дотягивает до ста семидесяти.