Странный запах тростника

Коршунова Мария

– А конька кто делал?

– Тоже Ира! Она тут много чего интересного сделала. Пойдём, покажу.

Слава посмотрел на время и пошёл за Аней, которая устремилась куда-то в небольшой лесок.

Десять минут они шли по тропинке между молодыми берёзами и ивняком. Раз по пути попался мухомор.

– Как жалко, что он несъедобный, – с внезапной обидой произнесла Аня.

– Ты что, такая голодная?

– Нет, просто он красивый… и ядовитый.

Слава вспомнил, что и ему когда-то в раннем детстве не нравилось это сочетание красоты и смертельной

опасности. Чтобы подсластить Ане горькую пилюлю, он произнёс:

– Есть три вида мухоморов, которые можно есть. Один из них растёт в наших краях. Только, – спохватился Ладушкин, – на себе не проверяй, какой съедобный, а какой нет!

Скоро берёзы исчезли вовсе, уступив место козьей иве. Тропинка стала влажноватой.

– Так, ты куда меня ведёшь? Хочешь утопить в болоте и избавиться от конвоира?

– Нет, – засмеялась Аня, хоть и не поняла слово «конвоир». – Мы скоро придём.

Через минуту перед ними открылся длинный и довольно широкий канал. Ряска на нём почти отцвела, а рогоз (не камыш, а именно рогоз – уж Ладушкин их не путал!) ещё был молодым и незрелым, с черноватым оттенком головки. Испугавшись Ани и Славы, с воды снялась большая стая уток.

– Помоги мне, пожалуйста, доску на остров перекинуть, – Аня потянула из-под куста какую-то деревяшку.

Вплотную к острову (такому длинному, что Слава лишь сейчас понял, что это не противоположный берег) находился деревянный настил. От этого настила до Ладушкина оставалось три метра. Туда и перекинули доску.

– А если мы в воду упадём и ты заболеешь?

– Не упаду. Мы с Ирой сто раз так ходили, – девочка без тени сомнения ступила на импровизированный мост.

– Стой! Всё равно давай руку.

Настил не очень-то внушал доверие: сколотили его, мягко говоря, не вчера. Тем не менее, перешли они благополучно, и Аня радостно зашагала вглубь острова.

– Как давно я здесь не была! Целых десять дней.

Слава сразу же заметил следы пребывания бобров, причём очень свежие. Вокруг берёзовых и осиновых «карандашиков» на траве валялась недавняя стружка. Берёз здесь хватало, но все они были не старше лет двадцати. Окраины узкого, но длинного острова были изрыты короткими каналами для бобрят.

С небольшого бугорка Ладушкину открылась панорама каналов, и его впечатлил их масштаб. Островов здесь находилось не меньше пяти. Один, самый высокий, стоял особняком, и на нём росла единственная здесь берёза, которую можно было назвать старой. Аня объяснила, что этот остров называется Бобруйск.

– Осторожно, здесь нора!

Ещё секунда, и нога Ладушкина целиком бы провалилась туда.

Шли они по хорошо утоптанной тропинке.

– Здесь много народу, что ли, бывает?

– Нет, только мы с Ирой. Ну, ещё раз она своих друзей приводила. А вот и наша хижина.

Конус из молодых сухих деревьев, покрытый брезентом, выглядел надёжным и симпатичным. Внутри стоял чайник, старые детские санки, ящик, на сучках висел лук и мешок для сменки – колчан со стрелами. А перед хижиной красовалось большое

кострище, огороженное камнями.

– Здесь у нас продовольственная яма, – Аня откинула фанерку, и Слава увидел небольшой запас картошки. – Мы её два раза копали, её вода заливала. Только на самом высоком месте получилось.

– А как вашу хижину бобры не растаскали и не погрызли?

– Они иногда грызли и таскали, мы чинили.

Аня зашла внутрь и открыла ящик. Слава тем временем засмотрелся на соседний остров, и поэтому он вздрогнул, когда сзади раздалось громкое утиное кряканье.

– Испугался? – засмеялась Аня, доставая изо рта крошечную деревянную дудочку. – Это манок для утки.

– Вы тут из лука охотитесь на уток?

– Нет, мы сфотографировать их близко хотели, – вздохнула девочка. – Тихо сидели и в этот манок крякали. Так ни одна и не прилетела.

Ещё в ящике лежали две куклы, пластмассовые лошадки, чай, соль и сухари в маленькой железной коробке, зажигалка, спички. Аня объяснила, что они не отсыреют, потому что Ира окунала их головки в горячий парафин.

– Слушай, – серьёзно начал Слава, сев рядом с Аней на санки, – кто такая эта Ира?

– Моя двоюродная сестра.

– Это я знаю. Сколько ей лет, где она учится?

– Ей… Много, – Аня задумалась. – Вроде бы шестнадцать! Она учится в третьей школе. Ира у нас отдыхала, потому что у неё мама умерла, а бабушка и дедушка от неё устали.

***

Мама Иры не просто умерла. Она повесилась. Ане, разумеется, никто не сообщил эту страшную подробность.

В конце мая позапрошлого года, когда школьники уже были распущены по домам, в чате «Родители 8 «А» появилось сообщение от главной родительского комитета: «Друзья! Марина Семёнова позавчера ушла из жизни. Помогите семье, кто сколько может», – и номер карты.

А с отцом Ира не жила уже с пяти лет. Самые смелые из одноклассников написали ей слова поддержки. В глубине души каждый побаивался увидеть Иру первого сентября: вдруг в ней произошла резкая перемена, она стала нелюдимой и мрачной. Но нет. Ира осталась такой же дерзковатой пацанкой, с которой легко найти общий язык, но себе дороже вступить в конфликт, которую не переваривали некоторые учителя и которая прекрасно разбиралась в людях. Только прибавилось в ней чёрного юмора. Всем запомнился эпизод, когда англичанка задавала на дом проект «Моя семья» и сказала:

– Только рассказ должен быть насыщенным и интересным, а не «I have a mother, I have a father, I have a brother», как в первом классе!

– Ни того. Ни другого. Ни третьего, – с хмурой ухмылкой проконстатировала Ира. И воинственный настрой англичанки, особы из викторианской эпохи, разом сошёл на нет. Она растерялась и сменила тему.

Теперь семьёй Иры стали бабушка и дед. Она любила припоминать их в разговорах, и всегда с необидной усмешкой: «бабуля», «дедуля», как её за что-нибудь «чуть не убили», какие сигареты курит дедушка, любая мало-мальски забавная сцена дома…